Всеслав Соло

Астральное тело - 2. Изида или врата Святилища (Ч

всего

сто рублей, но жена по вечерам, и ночам в особенности, все-таки

изловчилась добывать деньги! Продавала водку и вино,

закупленные днем в червоточных очередях...

-- Старший сын еще вроде бы -- не дурак, что-то

соображает! А младший -- бандит! Когда ему исполнится лет

десять-двенадцать, -- я убегу из дома! -- говаривал как-то

безысходно и равнодушно Мечетов.

-- Ты же ему сам внушаешь, что он бандит, каждый день по

возможности повторяешь, напоминаешь, а он, ты смотри

внимательно, присмотрись, Паша, слушает, и ему это уже начинает

нравиться! Так и действительно он у тебя станет бандитом! --

убеждал я безрезультатно Мечетова. А вскоре его шестилетний сын

залез и затащил с собою старшего брата в соседний дом: все там

переломали, что-то пытались украсть... Мечетов абсолютно не

уделял времени воспитанию своих детей.

-- Я писатель! -- говорил он своей жене. -- Тебе они нужны

-- воспитывай, а мне работать надо, хочешь, вообще уйду из

дома! -- И уходил частенько к своим родителям, которые тоже

выпивали, и жене Мечетова ничего не оставалось, как смириться.

Писал Паша очень много и очень быстро...

Конечно же о высоком качестве говорить нельзя было, но

количество основательно возвеличивалось в ранг качества:

Мечетов сочинил около десятка романов, несколько повестей, тучу

рассказов, бесчисленное множество стихов, поэм, статей...

Пока Паша не публиковался, было у него одно горе -- жажда

издаваться!

Но как только Мечетов начал читать свою фамилию на

страницах журналов и газет, сразу же пришли новые горести! Но

такие коварные, неосознанные, неизвестно отчего и почему

возникающие!

Если раньше конкретная цель -- печататься -- вызывала

отсвоего невоплощения истошные боли в душе, раздражала,

взрывала, звала и устремляла, то теперь...

Теперь происходило совершенно непонятное, и подозрения уже

начинали вкрадчивую подозрительность свою вживлять в наболевшее

сознание Паши.

-- Что ты ноешь все время?! -- укоряла Мечетова его жена.

-- Ложись и лежи, но прежде ноги попарь да горло пополоскай!

-- Чума ты! -- вопил Паша в ответ на жену. -- Ты что, не

видишь, идиотка, -- я умираю: четвертый месяц уже ангина и

бронхи как каменные! Простуда!

-- Так я тебе и говорю, что лечиться надо, в постели

полежать!

-- Нет! Тут что-то не так! -- озадачивался простуженный

Паша. -- Всю весну и теперь уже лето болею! Может, меня

отравили? Слышишь?!

-- Что?! -- отозвалась жена.

-- Я говорю, может, меня кто-нибудь отравил? А? Как ты

думаешь?

-- Дурак, кому ты нужен!

-- А что, я вон у Капли был в прошлом году в гостях, съел

у него тарелку борща -- заболел живот и до сих пор вон

побаливает!

-- Так что, тебя Капля, по-твоему, отравил, что ли?! --

расхохоталась жена.

-- А что? Всякое может быть! -- не очень-то уверенно

проговорил Паша. -- Что ты смеешься?! -- заорал он на

развеселившуюся супругу. -- Может, меня хотят убрать, может, я

кому-то мешаю?!

-- Ну и дурак же ты, Паш! Кому ты нужен, кроме меня!

-- Кому нужен, кому нужен, -- не знаю! -- огрызнулся

Мечетов на жену. -- И все-таки... -- рассуждал он. -- Я заболел

простудой где-то в начале марта... А что же было в начале

марта? Где я был, у кого, что делал?... Ничего не помню!...

Хорошо... А какие события тогда, в начале марта,

происходили?... Ага! В начале марта вышел в свет журнал с

подборкой моих стихов, я ходил за этим номером сам в редакцию.

Так-так... Это уже дает основание что-то да вспомнить... В

редакцию я ходил в среду... Посмотрим по календарю -- среда,

четвертое марта. -- И понесло, и поехало, и потащило Пашу по

следам воспоминаний: с кем виделся, у кого был в гостях, кто и

что говорил, делал и тому подобная распутица воображения

рисовала перед Мечетовым картины тех дней... Дальше рассуждения

Паши теряли какую-либо основательность и убедительность, ибо,

самое главное, суть, с которой Паша так хорошо и догадливо

начал свои рассуждения, была пренебрежительно отодвинута,

забыта в стороне, она послужила лишь отправной точкой для

бестолкового завихрения мозгов по поводу отравления.

И только... А жаль!

Ведь если бы Паша сообразил разлистнуть тот журнал,