Говард Ф.Лавкрафт

Погребенный с фараонами

приметы которого совпадали бы с приметами моего проводника Абдула

Раиса эль-Дрогмана, говорившего замогильным голосом и напоминавшего внешним

видом и усмешкой покойного фараона Хефрена.

Я вижу, что отступил от последовательного изложения фактов вероятно, я

сделал это в слабой надежде на то, что мне удастся избежать пересказа

финальной сцены сцены, имеющей наибольшее сходство с галлюцинацией, нежели

все предыдущие. Но я обещал рассказать все до конца, а нарушать обещания не

в моих правилах. Когда я очнулся если только я действительно очнулся после

падения с тех черных каменных ступеней, я был по-прежнему один и в полной

темноте. Зловонное испарение, изрядно досаждавшее мне и ранее, перешло

теперь все границы, однако я уже настолько успел к нему привыкнуть, что

переносил эту пытку стоически. Инстинктивно я начал отползать прочь от его

источника; мои окровавленны

пальцы ощущали под собой огромные глыбы, составлявшие пол грандиозного

помещения, в котором я находился. Пятясь, я ударился головой обо что-то

твердое; нащупав предмет рукой, я понял, что это база колонны колонны

невероятных размеров на поверхности которой были высечены гигантские

иероглифы, хорошо различимые наощупь.

Продолжая отступать, я наткнулся еще на несколько колонн столь же

громадных, как и первая; расстояния в промежутках между ними были непомерно

велики. Внезапно мое внимание было привлечено одним явлением, действие

которого на мой слух началось, по всей видимости, значительно раньше, нежели

его уловил мой рассудок.

Откуда-то снизу, из глубины, из самых недр земных доносились мерные и

отчетливые звуки, разительно отличавшиеся всего, что мне когда-либо

доводилось слышать. Почти интуитивно ощутил я глубокую древность и явно

обрядовый характер этих звуков, а мои познания в египтологии вызвали во мне

ассоциацию со звуками флейты, самбуки, систра и тимпана. В этом ритмичном

гудении, свисте, стуке и треске мне почудился какой-то леденящий душу ужас,

превосходящий любой из земных ужасов; нечто до странности непохожее на

индивидуальный человеческий страх, как бы некое безличное соболезнование ко

всей нашей планете в целом соболезнование по поводу того, что ей приходится

скрывать в своих недрах такие чудовищные, такие кошмарные вещи,

существование которых возвещалось всей этой адской какофонией. Звуки

становились все громче, и мне стало ясно, что они приближаются. Вдруг о,

боги всех пантеонов мира, сойдитесь воедино и охраните мой слух от подобного

впредь! вдруг я расслышал, как где-то в отдалении, едва слышно раздается

мертвящая душу маршеобразная поступь шагающих.

Жутко становилось уже оттого, что звуки шагов, столь несхожие между

собой, сочетались в идеальном ритме. Муштра нечестивых тысячелетий стояла за

этим шествием обитателей сокровенных земных глубин - шагающих, бредущих,

крадущихся, ползущих, мягко ступающих, цокающих, топающих, грохочущих,

громыхающих... и все это под невыносимую разноголосицу издевательски

настроенных инструментов. Неужели... Господи, сделай так, чтобы я забыл все

эти жуткие арабские легенды! бездушные мумии... сборище странствующих ка...

орда мертвецов сорокавековой истории страны фараонов, будь они прокляты!..

Составные мумии, шествующие в непрогляднейшем мраке подземных пустот во

главе с царем Хефреном и

его верной супругой Нитокрис, царицей злых духов-вампиров...

Процессия неумолимо приближалась. О, небо! Избавь меня от этих звуков

от стука этих ног и копыт, от шуршания этих лап, от скрежета этих когтей, я

слышу их все отчетливее! Вдали, на необъятных просторах этой уходящей в

бесконечность площади замерцал, заколыхался на отравленном сквозняке отблеск

света, и я счел за благо укрыться за грандиозным подножием колонны-колосса,

чтобы хоть на время оградиться от ужаса, что надвигался на меня с миллионами

ног, проходящих маршем по гигантским гипостилям нечеловеческого страха и уму

непостижимой древности. Свечение усилилось; грохот шагов и нестройный ритм

достигли такой громкости, что мне стало дурно. Предо мною, в мерцающем

оранжевом свете постепенно вырисовывалась картина, исполненная такой

пугающей величественности, что я на время забыл свой страх и отвращение и

открыл в изумлении рот... Какой же высоты должно достигать эти колонны, если