Говард Ф.Лавкрафт

Погребенный с фараонами

в том, что без изрядной возни

многого не добьешься, и когда после одного особенно энергичного усилия я

почувствовал, как рядом со мной и на меня падает, сворачиваясь кольцами,

веревка, я нисколько не удивился. А чего ты хотел? сказал я себе. Бедуины,

конечно же, заметили твои движения и отпустили

свой конец веревки. Теперь они, вне всякого сомнения, поспешат к

подлинному входу в храм и будут ждать тебя там в засаде с самыми

кровожадными намерениями .

Перспектива рисовалась неутешительная, но в жизни своей я сталкивался с

худшими и не дрогнул, так что не должен был дрогнуть и теперь. В первую

очередь надо было развязаться, а потом уже положиться на свое искусство и

постараться выбраться их храма целым и невредимым. Сегодня меня даже смешит

та безоговорочность, с которой я убедил себя, что нахожусь в древнем храме

Хефрена на довольно небольшой глубине.

Убежденность моя рассыпалась в прах, и все первобытные страхи,

связанные со сверхъестественными безднами и демоническими тайнами, восстали

во мне с удвоенной силой, когда я вдруг обнаружил, что в то самое время,

пока я хладнокровно обдумываю свои намерения, одно чудовищное

обстоятельство, весь ужас и значение которого я прежде не осознавал,

прирастает и в том, и другом отношениях. Я уже говорил, что веревка, падая,

свивалась в кольца, которые накапливались рядом со мной и на мне. Теперь я

вдруг увидел, что она продолжает падать и свиваться, между тем как ни одна

нормальная веревка не могла бы оказаться настолько длинной. Более того,

скорость падения ее возросла, и она обрушивалась на меня лавиной. На полу

вырастала гора пеньки, погребая меня под своими витками, число которых

беспрерывно множилось. Очень скоро меня завалило с головой, и мне стало

трудно дышать, в то время как кольца продолжали накапливаться и отбирать у

меня последний воздух.

Мысли мои опять смешались, и тщетно пытался я отвести от себя угрозу,

страшную и неминуемую. Ибо весь ужас моего положения заключался даже не в

тех нечеловеческих муках, которые я испытывал, не в том, что во мне по капле

иссякал дух и жизненная сила, но в сознании того, что означают эти

невообразимые количества падающей на меня веревки, и какие безмерные

неведомые пространства в глубинах недр земных, должно быть, окружают меня в

этот момент. Так значит бесконечный спуск и захватывающий дух полет через

сатанинские бездны были реальностью, и теперь я лежу без всякой надежды на

спасение в каком-то безымянном запредельном мире неподалеку от центра земли?

Не в силах человеческих было вынести эту ужасную, горькую правду, внезапно

обрушившуюся на меня, и я снова впал в спасительное беспамятство.

Говоря о беспамятстве, я вовсе не разумею отсутствия видений. Напротив,

моя отрешенность от внешнего, реального мира сопровождалась видениями самыми

чудовищными и неописуемыми. Боже!.. И зачем только я прочел так много

страниц по египтологии перед тем, как посетить эту землю, родину всемирного

мрака и ужаса?! Этот второй обморок заново озарил мой дремлющий разум

пугающим постижением самой сути этой страны и ее сокровенных тайн, и по

какой-то проклятой прихоти рока грезы мои обратились к уходящим вглубь веков

представлениям о мертвых и о том, как они иногда восстают и живут, с душой и

во плоти, во чреве загадочных гробниц, более напоминающих дома, нежели

могилы. В памяти моей всплыло, приняв причудливый образ, которого я, к

счастью, уже не помню, оригинальное и хитроумное устройство египетской

погребальной камеры; припомнил я также нелепые и дикие суеверия, породившие

это устпойство.

Все мысли древних египтян вращались около смерти и мертвецов. Они

понимали воскрешение в буквальном смысле как воскрешение тела. Именно это

побуждало их с особой тщательностью мумифицировать тело и хранить все

жизненно важные органы в прикрытых сосудах рядом с усопшим. Между тем,

помимо тела они верили в существование еще двух элементов: души, которая

после того, как ее оценивал и одобряют Осирис, обитала в стране блаженных, и

темного, зловещего ка, или жизненного начала, что, сея страх, странствует по

верхнему и нижнему мирам, нисходя временами в погребальную часовню к

сохраняемому телу, дабы отведать жертвенной пищи, приносимой туда жрецами и