Карлос Кастанеда

Активная сторона бесконечности

скамьи. Как будто влекомый чужой волей, я подошел к старику и сразу

же начал длинную тираду о том, как я много знаю о лекарственных

растениях и о шаманизме индейцев равнин и их сибирских предков.

Мимоходом я упомянул, что наслышан о старике как о шамане. В заключение

я заверил старика, что для него было бы крайне полезно побеседовать со

мной обстоятельно.

- Во всяком случае, - сказал я нетерпеливо, - мы могли бы

обменяться историями. Вы расскажете мне свои, а я вам - мои.

Все это время старик не поднимал на меня глаз. И тут вдруг поднял.

'Я Хуан Матус', - сказал он, глядя мне прямо в глаза.

Моя тирада ни в коем случае не должна была прекращаться, но по

какой-то непонятной причине я вдруг почувствовал, что мне больше нечего

сказать. Хотелось только назвать свое имя. Но старик поднял руку на

уровень моих губ, как бы заставляя меня молчать.

В этот момент подъехал автобус. Старик проворчал, что это тот

автобус, на котором он должен ехать; затем он дружелюбно пригласил меня

заглянуть как-нибудь к нему, чтобы мы могли поговорить в непринужденной

обстановке и обменяться историями. Говоря это, он иронично усмехнулся

уголком рта. С невероятной для человека его возраста ловкостью - ему

было, как я прикинул, за восемьдесят - он в несколько прыжков покрыл

пятидесятиярдовое расстояние между скамьей, где он сидел, и дверью

автобуса. Автобус словно остановился специально для того, чтобы

подобрать этого старика, - как только он запрыгнул, дверь закрылась и

машина тронулась.

Старик уехал, а я вернулся к скамейке, где сидел Билл.

- Что он сказал, что он сказал? - спрашивал он возбужденно.

- Чтобы я заглянул к нему домой, - ответил я. - И даже сказал, что

мы там сможем поговорить.

- Он пригласил тебя к себе домой? Что же ты ему такого сказал? -

приставал Билл.

Я похвастался Биллу, что во мне погиб торговый агент, и рассказал,

как я пообещал старику поделиться с ним своей богатой информацией о

лекарственных растениях.

Билл явно не поверил ни одному моему слову. Он обвинил меня в том,

что я что-то утаиваю от него.

- Я знаю, что за люди здесь живут, -заявил он воинственно, - а этот

старик - особенно странный тип. Он не разговаривает ни с кем, в том

числе и с индейцами. С какой бы стати ему разговаривать с тобой, чужаком?

Был бы ты хоть умный!

Было очевидно, что мой друг рассердился на меня, хотя я и не мог

понять за что. Я не смел попросить у него объяснений. У меня возникло

впечатление, что он ревнует меня к этому старику. Возможно, я добился

успеха там, где он в свое время потерпел поражение. Как бы то ни было,

мой случайный успех ничего не значил для меня. Если не считать кратких

замечаний Билла, я не имел ни малейшего понятия о том, как трудно было

сойтись с этим стариком. Да и ничего особо примечательного в нашем

разговоре я в то время не обнаружил. И меня удивляло, что Билл так

расстраивается по этому поводу.

- А ты знаешь, где он живет? - спросил я его.

- Не имею ни малейшего понятия, - ответил он сухо.

- Местные люди говорили, что он не живет вообще нигде, просто

появляется неожиданно то здесь, то там, но все это, конечно, чушь

собачья. Наверное, живет в какой-нибудь развалюхе в мексиканском

Ногалесе.

- Чем же он такой важный? - спросил я.

Задав этот вопрос, я смог набраться храбрости и добавить:

- По-моему, ты расстроен из-за того, что он разговаривал со мной.

Почему?

Билл с безразличным видом признал, что он был раздосадован, потому

что, по его сведениям, даже пытаться загонорить с этим человеком было

бесполезно.

- Этот старик - редкий грубиян, - добавил Билл. - В лучшем случае,

ты к нему обращаешься, а он на тебя только смотрит и слова не скажет. А

в другой раз и взглядом не удостоит; просто не обращает на тебя внимания,