Песах Амнуэль

Люди Кода

в кишки, а потом превратит мысль в отбросы…

Сейчас, впервые в жизни, ему удалось разрешить это противоречие: желудок его был по прежнему пуст, он ощущал это, но голод исчез. Возможно, поэтому в голову приходили не рассуждения, но выводы.

Многомерность мира. Не ново, были такие исследования, он знал эти сугубо математические спекуляции, мало связанные с физически реальным космосом. Фантасты — кое— что он читал, хотя и немного — заставляли своих героев шастать по разным мирам, многомерность которых представлялась лишь суммой пространств и времен, необходимых для сюжета. Впрочем, к чему упрекать кого бы то ни было: жизнь сложнее любой модели, любого прогноза. Не в этом дело. А в том, что человек всегда, от века, был частью многомерия, ему — нам! — лишь казалось, что живет он в простом трехмерном пространстве и одномерном времени.

Вопрос. Все ли живое так же, как человек, запрограммировано на жизнь в бесконечномерном мире? Животные не могут знать Кода. Или могут? И что тогда?

И еще вопрос. Если Код открывает в человеке возможности и способности, запрограммированные заранее, то почему Код дан был лишь евреям?

И наконец, вопрос, которого он старательно избегал все время — и тогда, когда занимался расшифровкой Книги, и (особенно) тогда, когда Код начал действовать. Кто? Если Дарвин мог утверждать, что человек возник в результате отбора, и если остальные эволюционисты резонно могли полагать, что развитие от простого к сложному неизбежно приводит в достаточно отдаленной перспективе к появлению разума, то что сказать теперь? Доказано экспериментом — в гены человека некогда была впечатана сложнейшая программа. Для включения этой программы человеку дана была Книга кодов, написанная в форме рассказа о сотворении и развитии мира. Для сохранения Книги в первозданном виде была выбрана нация хранителей — евреи.

Можно спорить о том, во время или нет произошло включение. Выполнили или нет евреи назначенную им миссию. Но с кем спорить о том, что ни миссия эта, ни Книга, ни (тем более) записанная в ней генетическая программа не могли быть следствием бездумной эволюции, мутаций или катастроф; любая из современных эволюционных теорий не просто встанет в тупик перед этой проблемой — никакая из этих теорий за подобную проблему и не возьмется. Что скажет астроном, если увидит в телескоп летящий между звезд парусный корабль? Игра случая? Мутация пространства?

Или четкая мысль Конструктора?

* * *

Солнце восходило по прежнему, а закаты на берегу Средиземного моря выглядели театрально изысканными. Ночью над головой светили привычные созвездия, в очертаниях которых легко можно было отыскать Большую Медведицу. Появился молодой месяц, однажды вечером, будто Афродита, выплывший из морской пены, — белый, будто пеной омытый. Людмила посмотрела на тоненький серпик, закрыв его монетой в полшекеля, и загадала желание. Желание было простым и легко выполнимым: чтобы Андрюша вернулся. И чтобы ей самой оказаться там, где сейчас Мессия. Но это — второе. Сначала, конечно, Андрей.

После исчезновения Мессии (ухода к Творцу, как выражались комментаторы) люди изменились очень быстро. В тот же вечер Людмила увидела, как задумчивы стали лица хасидов, а полицейские и контрразведчики бродили по Дому Мессии, будто бревном пришибленные, и мысли их были вовсе не о том, как зафиксировать следы (какие следы — был человек и не стало…) или отпечатки пальцев (чьих — дьявола?). После обращения Папы и последовавшего за ним воззвания Любавического ребе (в кои то веки первый прелат и первый иудей планеты изъяснялись одними и теми же словами!) люди Кода начали собираться в путь. Никто, правда, не думал о будущем именно так, все ждали чего то, воображали, что Мессия вернется или подаст некий знак, молились об этом, но на самом деле все собирались.

Людмила собиралась тоже, но, в отличие от остальных, она прекрасно понимала, что миссию свою Илья выполнил, что Мессия не бросил свой народ на произвол судьбы. Народ не может поспеть за своим поводырем. Мессия ждет народ, как народ две тысячи лет ждал Мессию.

Людмила бродила по Кфар Хабаду, ей доставляло удовольствие наблюдать замешательство на лицах людей, когда она спрашивала: «Почему ты продаешь свой дом? Ты переезжаешь?» Или: «Разве тебе самому не пригодится этот холодильник?» На Людмилу смотрели как на сумасшедшую, потому что никому, кроме нее, такой вопрос в голову не приходил. Сборы в путь на половине планеты начались в одночасье, и, как не спрашивает себя человек, почему он дышит или пьет воду, так и сейчас никому не приходило в голову