Песах Амнуэль

Люди Кода

Сдались вы мне. Муса перешагнул через тело, задумался на мгновение

— может, написать что нибудь? Например «Мститель Аллаха». Ни к чему. Он еще не начал мстить, он всего лишь хотел взять еду. Что Муса и сделал, набив консервами и фруктами большой ранец. Уходя, дал очередь в потолок. Пожалел о своей вспышке — патроны нужно беречь, кто знает, когда удастся разжиться новыми.

Он пошел в сторону еврейского поселения Нецарим. Местность прекрасно просматривалась, и в этом было преимущество для Мусы — никто не подберется незамеченным. Правда, и сам Муса оказался как на ладони, но это его не волновало. Мало ли людей с автоматами шляется по дорогам? Да сегодня он никому просто не интересен! Поглядим, что эти подонки запоют завтра.

Жилище себе он устроил в заброшенном еще со времен интифады караване. Все, что можно разбить, было здесь разбито. Израильтяне, сволочи, раньше держали на этом месте армейский наблюдательный пункт. Когда отступали, оставили караван палестинской полиции, а те не стали здесь обосновываться, еврейский дух, мало ли… Ничего, для Мусы сгодится.

Ночью он проснулся от пения муэдзина. Совершил намаз — впервые за несколько месяцев. Решение оставалось неизменным. Более того, ему приснился сон. Он стоял на берегу моря, и к нему с неба простер руки пророк Мухаммад. Пророк ничего не говорил, но руки его были сжаты в кулаки и пахли пороховой гарью. Нельзя выразиться яснее. Проснувшись, Муса помнил сон в деталях, но быстро забыл, осталось лишь ощущение приподнятости, уверенности в том, что он — единственный в Газе, а может, и среди всех палестинцев, человек, понимающий, что нужно делать.

А муллу убить оказалось даже легче, чем он предполагал. Глупость людская непомерна. Все собравшиеся в мечети думали об одном — о Мессии, о единении народов, о конце многовековой ненависти. Бред. Безумие. Более того, мысли сливались в единый хор, а это выглядело нелепо и страшно. Как можно думать совершенно одинаково?

Муса, отогнав мгновенную вспышку страха, послал очередь в муллу. Муса стоял у входа, изнутри виден был лишь его силуэт. Когда мулла упал, мысли людей смешались, Муса пришел в себя. Он крикнул «Аллах велик!» и медленно отступил, поводя дулом по сторонам. Готов был бежать, но люди лишь смотрели на него — без испуга, но с презрением, которого он не мог перенести. Когда Муса вернулся в караван, наступила реакция — начали трястись руки.

Последующие дни стали кошмаром. Он хотел убивать евреев, он знал, зачем нужно их убивать. Но в каком страшном сне он видел, что поднимет топор на своего же, на палестинца? Пришлось. Сначала пришлось защищаться, потому что в караван неожиданно явились двое мальчишек (он спал и не слышал их мыслей, пока его не разбудил стук в дверь) и начали нести чушь о единении людей (палестинцев с евреями?!), но быстро прекратили свои речи и уставились на Мусу. Муса понял, что не только он, но и эти ребята умеют понимать мысли, а мысли у него были правильные, только знать о них никому не следовало.

Размышлять Муса не привык, топор всегда находился под рукой. Одному мальчишке (звали его Саид, это имя крикнул, падая, другой) удалось сбежать, Муса еще минуту, а может, и больше, слышал ужасные крики и не мог разобрать — звуки это или мысленный вопль. Оставаться в караване было больше нельзя, и Муса, быстро собрав свой нехитрый скарб, отправился на поиски нового жилья. Ему везло — уже к вечеру он вполне комфортабельно устроился в деревянном домике, довольно ветхом, но вполне пригодном для жизни. Домик стоял на отшибе, раньше здесь был еврейский мошав, но после ухода ЦАХАЛа израильтянам в полосе Газы устроили нелегкую жизнь, и они сочли за благо смотаться в пределы зеленой черты. Туда им… А домик склад вблизи от бывших теплиц оставили. Могли бы, кстати, строить и получше, осенью здесь наверняка холодно и течет с потолка. Рядом оказалась свалка старых автомобилей, и Муса ходил туда справлять естественные потребности.