Пауло Коэльо

На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала

Твори чудеса. Исцеляй. Пророчествуй. Прислушивайся к голосу своего ангела-хранителя. Преображайся. Стань воином и будь счастлив в бою. Не избегай риска.

Солнце теперь затопило весь лес. Снег заискрился, засверкал так, что стало резать глаза. И одновременно мне показалось: этот свет и этот блеск дополняют и завершают речь священника.

— А как всё это связано с ним?

— Я пересказал тебе героическую главу этой истории. Но ты ничего не знаешь о душе этих героев, — промолвил он и замолчал надолго, а потом продолжил:

— Страдание. В моменты преображения появляются мученики. Прежде чем люди смогут следовать за своей мечтой, другие люди должны принести себя в жертву. Над ними глумятся, их преследуют, их труды пытаются подвергнуть сомнению и осмеянию.

— Церковь сжигала ведьм на кострах.

— Да. И римляне бросали первых христиан на съедение львам. Погибшие в пламени костра или на арене цирка скорее других вознесутся к Вечной Славе — так что, это даже хорошо.

Но в наши дни воины света сталкиваются кое с чем похуже смерти в ореоле мученика. Их постепенно снедают стыд и унижение. Именно это случилось со святой Терезой, которая страдала весь остаток жизни.

Именно так было с Марией де Хесус. Именно так произошло с веселыми ребятишками из Фатимы — Жасинто и Франсиско прожили после явленного им чуда лишь несколько месяцев, а Лусия затворилась в монастыре, откуда уже никогда не вышла.

— А с Бернадеттой получилось иначе.

— Да, иначе. На еёе долю выпали тюрьма, унижение, недоверие. Он должен был рассказать тебе об этом. Он должен был произнести слова Явления.

— Немногие слова.

— Слова, сказанные Пречистой Девой в Лурде, не заполнят и половины тетрадного листка, но всё-таки, это были слова утешения. Дева Мария сказала пастушке: «Не обещаю тебе счастья на этом свете».

А почему же то немногое, что сказала Она, содержало в себе предупреждение и утешение? Да потому, что Дева знала, какие страдания предстоят девочке, если та примет и исполнит своё предназначение.

Священник поглядел на солнце, на снег, на голые ветви деревьев и продолжил смиренным тоном:

— Он — революционер. Он обладает властью и наделён даром говорить с Пречистой Девой. Если ему удастся сконцентрировать свою энергию, он может выйти в первые ряды, стать одним из тех, с кого начнется духовное преображение рода человеческого. Мир переживает сейчас очень важный момент.

И если таков будет его выбор, ему суждены будут тяжкие страдания. Многое откроется ему раньше времени. Я достаточно хорошо разбираюсь в людях и потому понимаю, что ждёт его впереди.

Он повернулся ко мне, обхватил меня за плечи:

— Прошу тебя, избавь его от грядущих страданий. Он не выдержит.

— Я понимаю, что вы любите его...

— Ничего ты не понимаешь, — покачал он головой. — Ты слишком молода, чтобы понять, сколь разнообразно и обильно зло, царящее в мире. В этот миг ты и сама представляешь себя революционеркой — хочешь вместе с ним переделать мир, открыть новые пути, сделать так, чтобы история вашей любви стала легендой, которую будут передавать из уст в уста, из поколения в поколение. Ты ещё думаешь, что любовь способна восторжествовать.

— Разве нет?

— Да нет, способна, но вопрос в том когда. Это произойдёт в определенный час, после того, как завершатся небесные битвы.

— Я люблю его. И для того, чтобы моя любовь победила, мне нет надобности ждать, когда завершатся небесные битвы.

Теперь его взгляд был направлен в какую-то дальнюю даль.

— При реках Вавилона, там сидели мы и плакали... — сказал он, словно про себя. — На вербах посреди его повесили мы наши арфы.

— Как грустно... — заметила я.

— Это первые строчки псалма, где говорится об изгнании, о тех, кто хочет вернуться в землю обетованную, да не может, И это изгнание продлится ещё известный срок. Что могу я сделать, чтобы попытаться предотвратить страдания человека, который хочет попасть в рай раньше времени?

— Ничего, отец мой. Ровным счётом ничего.

— Вот он, — сказал священник.

И я увидела его. Он стоял на коленях в снегу метрах в двухстах от меня. Он был по пояс голым, и даже издали я заметила, что от холода его кожа приобрела лиловый оттенок.

Голова его была опущена, ладони сложены для