Пауло Коэльо

На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала

— Потому что страдала, и Бог меня не услышал. Потому что — и это часто случалось в моей жизни — я пыталась любить всем сердцем, но любовь моя была предана и попрана. Если Бог есть Любовь, Он мог бы отнестись к моему чувству более бережно.

— Да, Бог есть Любовь. Но лучше всех разбирается в этом вопросе Пречистая Дева.

Я расхохоталась, но, переведя взгляд на него, увидела, что он вовсе не думает шутить, а говорит вполне серьёзно:

— Пречистой Деве открыта тайна того, что называется «предаться безусловно». Она, любя и страдая, избавляет нас от мук. Точно так же, как Иисус избавил нас от первородного греха.

— Иисус — сын Божий. Приснодева же — лишь смертная женщина, которую осенила благодать выносить Его в своем чреве, — ответила я, серьезностью тона стараясь загладить свой неуместный смех.

Мне хотелось, чтобы он знал — я уважаю его веру. Но вера и любовь не спорят вообще, а уж в таком славном городке, как этот, — в особенности.

Открыв дверцу машины, он вытащил с сиденья два наших рюкзака. Я потянулась было за своим, но он с улыбкой отвел мою руку:

— Разреши мне.

«Давно уж со мной не обращались так галантно», — подумала я.

Мы стучимся в первую же дверь, но женский голос отвечает, что комнаты здесь не сдают. Из-за второй двери никто не отзывается. В третьем доме старичок встречает нас радушно и приветливо, но оказывается, что в комнате стоит двуспальная кровать. Я отказываюсь.

— Может быть, поедем дальше, в городок побольше? — спросила я, когда мы вышли.

— Сейчас мы найдем комнату, — ответил он. — Ты слыхала притчу о Другом? Это — фрагмент истории, написанной лет сто назад неким...

— Да неважно, кто её написал, рассказывай, — прошу я, шагая рядом с ним по единственной площади Сент-Савена.

— Один человек повстречал старого друга, который пытался приспособиться к жизни и так и эдак, да всё без толку. «Надо бы дать ему немножко денег», — подумал он. И так случилось, что в тот же вечер узнал он, что друг его разбогател и роздал все свои долги за много лет.

Пошли они в бар, где любили бывать, и друг его платил за всех. Когда же его спросили, в чём причина такого успеха, тот ответил, что вплоть до самого недавнего времени жил, как Другой.

— Что еще за «Другой»? — спросили его.

— Другой — это тот, кем меня учили быть, но кем я не являюсь. Другой убежден, что человек всю свою жизнь обязан думать о том, как бы скопить денег, чтобы под старость не умереть с голоду.

И столько он об этом думает, и такие строит грандиозные планы, что обнаруживает, что жив, лишь когда дней его на земле остаётся совсем мало. Спохватывается он, да поздно.

— Ну, а кто же ты такой?

— А я — такой же, как любой из нас, если только он слушает голос своего сердца. Человек, очарованный мистерией жизни, человек, открытый чуду, человек, которого радует и воодушевляет всё, что он ни делает. Беда в том, что Другой, вечно томимый страхом разочарования, не давал мне поступать так.

— Но ведь, существуют и страдания, — возразили посетители бара.

— Существуют поражения. И никто на свете от них не застрахован, более того — никто их не избегнет. А потому, лучше воевать за исполнение своей мечты и в войне этой проиграть несколько сражений, чем быть разгромленным и, при этом, даже не знать, за что же ты сражался.

— И всё? — спросили слушатели.

— И всё. Когда мне открылась эта истина, я решил быть таким, каким мне, на самом деле, всегда хотелось быть. Другой остался там, у меня дома, он смотрел на меня, но я его к себе больше не впускал, хоть он несколько раз и пытался напугать меня, внушить, как сильно я рискую, не заботясь о своём будущем, не откладывая на чёрный день.

И с того мгновения, как я изгнал Другого из моей жизни, Божественная энергия стала творить свои чудеса.

«Он сочинил эту историю. Это выдумка, хотя, может быть, и остроумная», — думала я, пока мы продолжали искать место для ночлега.

Но во всём Сент-Савене было не больше тридцати домов, так что очень скоро пришлось ему признать мою правоту и согласиться с тем, что надо ехать дальше — в какой-нибудь городок покрупнее.