Пауло Коэльо

Вероника решает умереть

всё той же белой больничной краской, сидела медсестра с раскрытой книгой в руках.

У медсестры были темные глаза и каштановые волосы, но всё же, Вероника усомнилась, та ли это женщина, с которой она говорила несколькими часами или, может быть, днями ранее.

— Вы не развяжете мне руки?

Подняв глаза, медсестра бросила «нет» и вновь погрузилась в чтение.

Я жива, — подумала Вероника. — Опять всё сначала. Придётся здесь проторчать неизвестно сколько, пока не удастся их убедить, что я в здравом уме, что со мной всё в полном порядке.

Потом меня выпишут, и всё, что я увижу за этими стенами, опять будет та же Любляна, центральная площадь и те же мосты, горожане, прогуливающиеся или спешащие по своим делам.

Людям нравится выглядеть лучше, чем они есть на самом деле, и поэтому, наверное, из показного сострадания мне снова дадут работу в библиотеке.

Со временем, я опять начну ходить по тем же барам и ночным клубам, где всё те же бессмысленные разговоры с друзьями о несправедливости и проблемах этого мира, ходить в кино, гулять по берегу озера.

Таблетки в общем-то оказались удачным выбором — в том смысле, что путь для отступления открыт: я не стала калекой; я такая же молодая, красивая, умная и, значит, смогу по-прежнему, без особого труда находить себе очередного любовника.

Это значит — заниматься любовью у него дома или, скажем, в лесу, получая вполне определённое удовольствие, — только всякий раз после оргазма будет возвращаться всё то же ощущение пустоты.

Постепенно иссякнут темы для разговоров, и втайне оба мы будем думать об одном: о поисках благовидного предлога — «уже поздно», «завтра мне рано вставать», — а потом мы решим «расстаться друзьями», по возможности избежав утомительных и ненужных сцен.

Я снова возвращаюсь в ту же комнату при монастыре. Что-то листаю, включаю телевизор, где всё те же передачи, ставлю стрелку будильника ровно на тот же час, что и вчера; потом на работе, у себя в библиотеке, механически исполняю очередной заказ.

В полдень съедаю бутерброд в сквере напротив театра, сидя на всё той же скамейке, среди других людей, которые с серьёзными лицами и отсутствующим взглядом поглощают свои бутерброды на таких же облюбованных скамейках.

После обеда — опять на работу, где приходится выслушивать всё те же сплетни — кто с кем встречается, кто от чего страдает, у кого муж, оказывается, просто подонок, — выслушиваю снисходительно, радуясь втайне тому, что я-то — особенная, я неповторимая, я красивая, работой обеспечена, а что до любовников, то с этим никаких проблем.

После работы — опять по барам. И всё сначала.

Мать, которую, должно быть, хорошо встряхнёт моя попытка самоубийства, достаточно скоро придёт в себя после шока, и вновь начнётся: что я себе думаю, почему не такая, как все, ведь я уже не маленькая, пора подумать о будущем, пора устраивать свою жизнь, в конце концов, всё, на самом деле, не настолько сложно, как я себе представляю.

«Взгляни, например, на меня, я уже столько лет замужем за твоим отцом — и ничего, не жалуюсь, потому что главным для меня всегда была ты, я делала всё что могла, чтобы дать тебе самое лучшее воспитание, чтобы ты получила хорошее образование, чтобы я могла гордиться тобой».

В один прекрасный день я устану от нескончаемых нотаций и, чтобы доставить ей удовольствие, выйду за кого-нибудь замуж, уговорив себя, что в самом деле его люблю.

Поначалу мы будем строить воздушные замки о собственном загородном доме, о будущих детях, о том, как у них всё замечательно устроится.

Первый год мы ещё будем часто заниматься любовью, второй — гораздо реже, а потом, наверное, сама мысль о сексе будет появляться у нас раза два в неделю, не говоря о её воплощении раз в месяц.

Мало того, мы почти перестанем разговаривать друг с другом. В растущей тревоге я начну спрашивать себя — может быть, это я всему виной, может быть, это со мной что-то не в порядке, раз я его больше не интересую.

Единственное, о чём с ним можно говорить, — это его друзья, словно на них свет клином сошёлся.

Когда наш брак будет совсем уж висеть на волоске, я забеременею. У нас родится ребенок, на какое-то время мы станем ближе друг другу, а затем потихоньку всё вернется в прежнюю колею.