Пауло Коэльо

Вероника решает умереть

По периметру сада располагались здания военного образца, в которых теперь находились мужские и женские палаты, административные помещения, процедурные и ординаторские.

Сразу стало ясно, что единственным по-настоящему укрепленным участком был главный вход — что-то вроде вахты с двумя охранниками, проверявшими документы у каждого, кто бы ни следовал мимо.

Похоже, умственные способности Вероники постепенно возвращались к норме. Для проверки она стала вспоминать всякие мелочи: где оставила ключ от своей комнаты, какой диск недавно купила, какой последний заказ получила в библиотеке.

— Я — Зедка, — сказала оказавшаяся вдруг рядом женщина. Ночью не удалось рассмотреть её лицо — весь вчерашний разговор у койки Веронике пришлось просидеть на корточках, не поднимая головы. Назвавшаяся Зедкой, была на вид совершенно нормальной женщиной, лет примерно тридцати пяти.

— Надеюсь, укол вам не слишком повредил. Вообще, со временем, организм привыкает, и успокоительные перестают действовать.

— Я чувствую себя неплохо.

— Наш вчерашний разговор... помните, о чём вы меня просили?

— Конечно.

Зедка взяла её под руку, и они стали прогуливаться по дорожке среди голых деревьев. За стеной ограды виднелись горы, тающие в облаках.

— Холодно, но утро прекрасное, — сказала Зедка. — Странно, именно в такие пасмурные, холодные дни депрессии у меня никогда не бывало. В ненастье я чувствую, что природа, словно в согласии со мной, с тем, что на душе.

И наоборот — стоит появиться солнцу, когда на улицах играет детвора, когда все радуются чудесному дню, я чувствую себя ужасно. Такая вот несправедливость: вокруг всё это великолепие — но мне в нём места нет.

Вероника осторожно высвободилась. Ей всегда претила фамильярность, она инстинктивно избегала навязываемых физических контактов.

— По-моему, разговор не о том. Вы ведь начали с моей просьбы.

— Ах да. Здесь, в приюте, есть одна особая группа пациентов. Эти мужчины и женщины давно уже могли бы выписаться и преспокойно вернуться домой, но не захотели. И, если подумать, тому есть немало причин — Виллете не так плох, как о нём говорят, хотя, разумеется, здесь далеко не гостиница-люкс.

Зато, каждый здесь может говорить что вздумается, делать что хочется, не опасаясь вызвать чьё-либо недовольство или критику — в конце концов, здесь психбольница.

Однако, во время официальных ревизий, когда появляется инспекция, участники группы намеренно ведут себя так, будто представляют серьёзную угрозу для общества — ведь весьма многие из них здесь за государственный счёт.

Врачи знают про симуляцию, но, похоже, есть какое-то тайное указание хозяев-соучредителей, заинтересованных в том, чтобы пациентов было побольше. Клиника не должна пустовать — каждый пациент приносит доход.

— И они могут достать таблетки?

— Попробуйте установить с ними контакт. Свою группу, кстати, они называют «Братством».

Зедка указала на светловолосую женщину, оживленно беседовавшую с пациенткой помоложе.

— Её зовут Мари, она из Братства. Спросите её.

Вероника двинулась было в ту сторону, но Зедка её удержала.

— Не сейчас: сейчас она развлекается. Она не прекратит заниматься тем, что доставляет ей удовольствие, лишь для того чтобы оказать любезность незнакомке. Если она будет недовольна, у вас уже никогда не будет шанса к ней приблизиться. «Сумасшедшие» всегда доверяют первому впечатлению.

Вероника рассмеялась над тем, с какой интонацией было сказано «сумасшедшие», но почувствовала при этом смутную тревогу — уж слишком всё вокруг казалась нормальным, едва не жизнерадостным.

Столько лет подряд жизнь циркулировала в пределах привычного маршрута — с работы в бар, из бара в постель к любовнику, от любовника к себе в монастырскую комнату, из монастыря — в родительский дом, под крылышко матери.

И вот теперь она столкнулась с чем-то таким, что ей и не снилось: приют, наблюдение психиатров, санитары...

Где люди не стыдятся говорить, что они сумасшедшие. Где никто не прекращает делать то, что ему нравится, лишь для того чтобы оказать другому любезность.