Пауло Коэльо

Вероника решает умереть

странное, раз она не положила ручку на привычное место.

Этого было достаточно, чтобы сердце вновь бешено заколотилось, и тотчас вернулся весь ужас вчерашнего вечера.

Мари оцепенела. В лучах солнца, проникавших сквозь жалюзи, всё приобрело вдруг совершенно иные цвета — более яркие, более резкие, и при этом, саму её захлестнуло чувство, что в следующую же минуту она умрет.

Всё было совершенно чуждым — и что вообще она делает за этим столом? Господи, если Ты есть, пожалуйста, помоги мне.

Всё тело, словно окатило холодным потом: её захлестнула волна страха, который невозможно было контролировать. Если бы в этот момент сюда кто-нибудь вошёл и увидел её взгляд, полный ужаса, она бы пропала.

Холод! Именно холод на улице привёл её вчера в чувство, но как выбраться на улицу?

Она вновь с болезненной отчетливостью воспринимала любую мелочь происходящего с ней — ритм дыхания (временами у неё было ощущение, что, если бы она осознанно не делала вдохов и выдохов, организм не смог бы делать этого самостоятельно), движения головы (образы перемещались с места на место, словно при движении телекамеры), а сердце колотилось всё сильнее, и тело утопало в липком холодном поту.

И — страх. Ничем не объяснимый гигантский страх что-либо сделать, ступить хоть шаг, выбраться из этой комнаты.

Это пройдёт. Вчера ведь прошло. Но сейчас, когда она на работе, кто знает — пройдёт ли?

Мари посмотрела на часы — они тоже вдруг предстали, как нелепый механизм с двумя стрелками, вращающимися вокруг одной оси, указывая меру времени, и никто никогда бы не смог объяснить, почему делений на циферблате должно быть двенадцать, а не обычных десять, как и на любой другой шкале, установленной человеком.

Только не думать о таких вещах. Не то, я тотчас сойду с ума. Сойти с ума. Вот как, наверное, всего точней называется то, что с ней сейчас происходит. Собрав всю свою волю, Мари встала и пошла в туалет.

К счастью, коридор был пуст, и она добралась до цели за минуту, которая показалась ей вечностью. Над раковиной она умылась холодной водой, и ощущение заброшенности в совершенно незнакомый и враждебный мир прошло, но страх остался.

Это пройдёт, — уговаривала она себя. — Вчера ведь прошло.

Мари помнила, что вчера всё длилось минут тридцать. Она заперлась в одной из кабинок и, сев на крышку унитаза, прижала голову к коленям. В этой позе зародыша стук сердца стал невыносимым, и она тут же выпрямилась.

Это пройдёт.

Она оставалась там, всё более чужая самой себе, словно загипнотизированная той безвыходной западней, в которую угодила.

Она вслушивалась в происходящее за дверцей кабинки — шаги людей, входящих в туалет и выходящих из него, звуки открываемых и закрываемых кранов, бессмысленные разговоры на банальные темы.

Неоднократно кто-то дергал дверцу, но Мари что-то бормотала и дверь оставляли в покое. Особенно грозным и зловещим был шум водослива — казалось, он вот-вот развалит здание, увлекая всех в преисподнюю.

Но всё-таки, страх понемногу проходил, и сердцебиение возвращалось к нормальному ритму. Хорошо ещё, что её секретарша не отличалась внимательностью и вряд ли придала какое-либо значение отсутствию начальницы, иначе за дверцей уже собрались бы все коллеги, допытываясь у Мари, что с ней такое.

Почувствовав, что она вновь в состоянии себя контролировать, Мари выбралась из кабинки, долго умывалась, потом вернулась, наконец, в офис.

— У вас, кажется, всю тушь смыло, — заметила одна из стажерок. — Дать вам мою косметичку?

Мари даже не удостоила ее ответом. Войдя к себе в кабинет, она взяла сумку и сказала секретарше, что уходит домой.

— Но ведь назначено столько встреч! — запротестовала секретарша.

— Здесь не вы даете указания; вы их получаете. Вот и сделайте так, как я говорю: отмените встречи.

Секретарша проводила удивленным взглядом начальницу, от которой за все три года работы не слышала ни одного резкого слова. Наверное, в самом деле, какие-то серьёзные неприятности: может, ей сообщили, что как раз сейчас муж дома с любовницей, вот она и торопится его застукать?

Она хороший адвокат и знает, что делает, — сказала себе секретарша. Скорее всего, уже завтра начальница попросит у неё прощения.