Ричард Бах

Бегство от безопасности

продуцировать творческие частицы, имаджоны.

Имаджоны не имеют собственного заряда, но легко поляризуемы нашим отношением и силами нашего выбора и желания, образуя облака концептонов, принадлежащих к семейству частиц с очень большой величиной энергии и способных либо принимать позитивный или негативный заряд, либо быть нейтральными.

Он внимательно слушал, притворяясь, без сомнения, что понимает все до последнего слова.

— К основным типам позитивных концептонов относятся: экзайлероны, эксайтоны, рапсодоны и джовионы. К негативным — глумоны, торментоны, трибулоны, агононы и мизероны12.

Бесконечное число концептонов рождается в непрерывном извержении, водопаде продуктивности, изливающемся из любого центра персонального сознания.

Они образуют концептонные облака, которые могут быть, как нейтральными, так и сильно заряженными — жизнерадостностью, невесомыми или свинцовыми, в зависимости от природы преобладающих в них частиц.

Каждую наносекунду бесконечное число концептонных облаков образуют критические массы, превращаясь путем квантовых взрывов в высокоэнергетические вероятностные волны, излучаемые с тахионной скоростью сквозь вечный резервуар, содержащий в сверхконцентрированном виде различные события.

В зависимости от их заряда и природы, эти вероятностные волны кристаллизуют некоторые из этих потенциальных событий, в соответствии с ментальной полярностью творящего их сознания на голографическом уровне. Успеваешь, Дикки?

Он кивнул, и я рассмеялся.

— Материализованные события превращаются в опыт творящего их сознания, будучи, для большей достоверности, наделены всеми аспектами физической структуры. Этот автономный процесс — фонтан, порождающий все предметы и события в театре пространства-времени.

Правдоподобие имаджонной гипотезы каждый может легко подвергнуть проверке.

Эта гипотеза утверждает, что, сконцентрировав наше сознание и мысли на положительном и жизнеутверждающем, мы поляризуем массы положительных концептонов, порождаем доброжелательные вероятностные волны и, таким образом, порождаем полезные для нас события, которые, в ином случае, не произошли бы.

Обратное справедливо для отрицательных и промежуточных событий. Намеренно или по ошибке, произвольно или, в соответствии с неким замыслом, мы можем не только выбирать, но и творить видимые внешние условия, оказывающие значительное влияние на наше внутреннее состояние.

Конец.

* * *

Он подождал, пока я расплатился.

— И это всё? — спросил он.

— Что-то не так? — спросил я. — Я в чём-то заблуждаюсь?

Он улыбнулся, ведь это отец научил нас обоих, как важно правильно произносить это слово13.

— Откуда мне, ребёнку, знать — заблуждаешься ты или нет?

— Можешь смеяться, если хочешь, — сказал я ему. — Давай, даже можешь назвать меня полоумным. Но через сотню лет кто-нибудь опубликует эти слова в «Modern Quantum Theory», и никому не придёт в голову назвать это безумием.

Он встал на подножку тележки и поехал на ней, после того как я её подтолкнул по направлению к машине.

— Если тобой не завладеют глумоны, — крикнул он, — такое вполне возможно.

Тридцать два

Я совершал пробный полёт на Дейзи, медленно набирая двадцать тысяч футов для того, чтобы проверить действие турбонагнетателей на высоте.

Недавно я заметил, что с высотой в обоих двигателях появляются странные скачки оборотов, и надеялся, что эту неисправность удастся устранить, просто смазав выпускные клапана.

Мир мягко проплывал в двух милях подо мной, медленно опускаясь до четырёх; горы, реки и край моря, с высотой, всё больше походили на расплывчатое изображение дома, нарисованное ангелом.

Скорость набора высоты у Дейзи выше, чем у многих других лёгких самолётов, но, глядя вниз, казалось, что она лениво дрейфует по тёмно-голубому озеру воздуха.

— Из всего, что ты знаешь, — сказал Дикки, — скажи мне то, что, по-твоему, мне необходимо знать больше, чем всё остальное, то единственное, что я никогда не забуду.

Я задумался над этим.

— Единственное?

— Только одно.

— Что ты знаешь о шахматах?

— Мне они нравятся. Отец научил меня играть, когда мне было семь лет.

— Ты любишь своего отца?

Он помрачнел.

— Нет.