Ричард Бах

Бегство от безопасности

сэр, наскочим, — раздается спокойный бас первого помощника; тёмное от загара лицо старого моряка совершенно бесстрастно.

— Скажи им, пусть поменяют курс!

— Вы можете сами стать у руля, капитан, или отдать приказ рулевому, — говорит помощник. — Он выполнит только вашу команду.

С верхней палубы мне хорошо видно, как синие волны вскипают, взрываются белой пеной впереди, не далее двенадцати длин корпуса корабля.

Никто не может командовать судном, только капитан.

— Сменить галс! — прозвенел мой не столько командный, сколько испуганный голос.

И тотчас спицы колеса слились в сплошной круг под руками рулевого, судно развернулось, взметнулись занавесом брызги, словно мустанг промчался полным галопом по поверхности моря.

Команда бросилась к шкотам и брасам, фрегат накренился к ветру, меняя левый галс на правый, раздался громовой залп парусов.

Офицеры на верхней палубе неотрывно следили за происходящим, не говоря ни слова капитану. Возраст Мастера не имеет значения, так же как и последствия его распоряжения. Комментарии допускаются только тогда, когда потребует капитан.

Зрелище было ярче, чем на экране в широкоформатном цветном кино, и это был фильм о моей жизни.

Я не выдумывал картину. Я только просил показать её, но не выдумывал. Что же это, мне служит какая-то невидимая команда? Кто передал мне это изображение?

— Слушаю, сэр.

Голос такой же чёткий, как и картина. Неужели тоже воображаемый?

— Так точно, сэр. Мы разговариваем на языке, которым вы пока ещё не пользуетесь. Это ваше воображение преобразует наши знания в картины и слова, которые служат вам в вашем путешествии.

— Вы разговариваете, только когда к вам обращаются?

— Словами — да. А в других случаях мы появляемся в виде чувств, интуиции, осознания.

Фрегат с шипением летел вперёд, страстно жаждая сменить направление на другое — любое, какое я захочу. Я перешёл на корму, обнял бизань обеими руками, прижался к ней. Мой корабль! Почему в такую яркую и правдоподобную идею так трудно поверить?

— Я здесь командую, — произнёс я, чтобы убедиться в этом окончательно.

— Так точно, сэр.

— А ты тот, кто спас меня от Майка и от пива?

— Нет, сэр. То был... В этой картине он был вторым помощником. Мы можем отдать наши жизни за вас, сэр, но по-разному; так вот, Второй мыслит проще, чем мы, остальные, он воспринимает всё в черно-белом варианте, и если вам грозит опасность, он просто выходит вперёд и ничего не боится.

— А вы, остальные, боитесь?

— Мы все совершенно разные.

Всю жизнь я чувствовал себя одиноким. Я был спокойным ребёнком, и что-то было во мне непонятное, что-то могучее и доброе, и как-то оно так во мне существовало, что я не мог его понять.

Теперь я понял это сразу. Это что-то был мой корабль с его таинственной командой. Я не понимал до сих пор, что я командую, абсолютно и беспрекословно, кораблём моей жизни!

Я определяю его назначение, его распорядок и дисциплину, моего слова ожидает каждый рычаг, каждый парус, каждое орудие и всякая живая сила на его борту. Я хозяин команды преданных мастеров, готовых по единому моему кивку поплыть со мной в пасть к самому дьяволу.

— Почему вы не говорили мне, что вы существуете? — спросил я. — Мне так много нужно узнать! Вы мне необходимы! Почему вы не сказали мне, что вы со мной?

Я лежал в траве и прислушивался к ветру.

— Мы не говорили вам, сэр, — услышал я ответ, — потому что вы не спрашивали.

* * *

Я открыл глаза. Мы долго не говорили ни слова. Дикки сидел рядом, закрыв глаза, и изучал корабль.

— Как ты думаешь, малыш, — спросил я его, — это философия или нет?

Он открыл глаза.

— Не знаю, — ответил он, глядя на меня. — Но только отныне, называй меня капитаном.

Я ткнул его кулаком в бок, не сильно, что означало: «Неплохая идея».

Девятнадцать

Это вне сферы моих интересов, думал я, уставившись в зеркало невидящим взглядом и растирая по щекам лосьон после бритья. Медицина — это ложный путь.

Меня ошеломляет ханжество медицины и ужасают её догмы. Лекарство от любой болезни — это же абсурд, чистое безумие.

Каждый пузырёк — приобретённый в открытую или из-под полы, легально или нелегально, по назначению врача или без него — отдаляет нас от осознания нашей завершённости и от возможности различить истинное и ложное.