Ричард Бах

Бегство от безопасности

выбросами, а земля — радиоактивными, идут кислотные дожди, неурожаи зерновых, пожары и грязевые сели, извержения вулканов и ураганы, и цунами, и торнадо, и землетрясения; разливы нефти и неблагоприятная радиационная обстановка — всё, как, по словам многих, предсказано в Книге Настороженности, а кроме того, к Земле приближается огромный астероид, в случае столкновения с которым всё живое на планете будет уничтожено.

— Может, переключим на другой канал? — спросил я.

— Этот ещё получше остальных, — сказала Лесли.

Дикки малодушничал внутри.

— Мы все умрем.

— Говорят, что так.

Я наблюдал за Армагеддоном на экране.

— И тебе никогда не бывает от этого плохо? — спросил он. — Ты никогда не срываешься, не впадаешь в депрессию?

— Какая от этого польза? Чего ради мне впадать в депрессию?

— От того, что ты видишь! От того, что ты слышишь! Они говорят о конце света! Разве это шутки?

— Нет, — сказал я ему. — Всё даже гораздо хуже — настолько, что они не смогут даже рассказать об этом за тридцать минут.

— Тогда надежды нет! Что же ты здесь делаешь?

— Нет надежды? Конечно, её нет, Капитан! Нет надежды на то, что завтра вещи останутся такими, какими они были вчера.

Нет надежды, что существует что-либо, кроме реальности, способное длиться вечно, а реальность — это не пространство и не время.

Мы называем это место Землёй, хотя его настоящее имя — Изменение. Люди, нуждающиеся в надежде, либо не выбирают Землю, либо не принимают всерьёз здешние игры.

Рассказывая ему всё это, я почувствовал себя бывалым планетарным туристом, потом понял, что так оно и есть на самом деле.

— Но эти новости, по телевизору, они ведь ужасны!

— Это, как в авиации, Дикки.

Иногда собираешься в полёт, а метеопрогноз предупреждает о надвигающихся грозах, риске обледенения, дожде, песчаных бурях и скрывающихся в тумане вершинах гор, а также сдвиге ветра9, вихревых потоках и слабом индексе подъёмной силы.

И вообще, сегодня только последний дурак осмелится взлететь. А ты взлетаешь, и полёт проходит прекрасно.

— Прекрасно?

— Выпуск новостей сродни метеопрогнозу. Мы ведь летим не сквозь метеопрогноз, а сквозь реальные погодные условия на момент нашего полёта.

— Которые неизменно оказываются прекрасными?

— Ничуть. Иногда они оказываются ещё хуже, чем сам прогноз.

— И что же ты делаешь?

— Я стараюсь сделать всё, что от меня зависит, в данный момент времени в данной области неба.

Я отвечаю только за благополучный полёт, только в погодных условиях того кусочка неба, который занимает мой самолёт.

Я отвечаю за это, так как сам принял эти условия, выбрав время и направление для носа Дэйзи. Как видишь, до сих пор я жив.

— А мир? — в его глазах зажёгся интерес: ему было необходимо знать.

— Наш мир — не шар, Дикки, а большая пирамида.

В её основании находятся самые примитивные жизненные формы, которые только можно представить: ненавидящие, злобные, разрушающие ради самого разрушения, бесчувственные, ушедшие всего на шаг от сознания настолько жестокого, что оно разрушает само себя ещё в момент рождения.

Здесь, на нашей пирамидальной третьей планете, предостаточно места для такого сознания.

— Что же на вершине пирамиды?

— На вершине находится такое чистое сознание, что оно с трудом может различить что-либо кроме света.

Существа, живущие ради своих любимых, ради высшего порядка, создания идеальной перспективы, встречающие смерть с любящей улыбкой, какому бы чудовищу ни пришло в голову лишить их жизни, ради у довольствия видеть чью-то смерть.

Такими существами, наверное, являются киты. Большинство дельфинов. Некоторые из нас, людей.

— Посредине находятся все остальные, — сказал он.

— Ты и я, малыш.

— А мы можем изменить мир?

— Безусловно, — сказал я. — Мы можем изменить мир так, как нам этого захочется.

— Не наш мир. Мир — можем ли мы сделать его лучше?

— Лучше для нас с тобой, — сказал я, — не значит лучше для всех.

— Мир лучше войны.

— Те, кто находится на вершине пирамиды, скорее всего, согласились бы.

— А те, кто на дне...

—...любят побоища! Всегда найдётся причина для драки. Если повезёт, то она может иметь оправдание: мы сражаемся за Гроб Господен, или ради защиты отечества, очищения расы, расширения империи или доступа к олову и вольфраму.