Джеймс Редфилд

Селестинские пророчества (Часть 2)

того, кто говорит. Наверное, мне хотелось узнать, что

это значит.

-- Главное в этом, -- начал объяснение Санчес, -- вовремя высказаться и

излить энергию, когда настанет очередь говорить кому-то другому.

-- В группе многое может получаться не так, -- вставила Хулия. --

Некоторые исполняются высокомерия. Они ощущают важность своей мысли и

высказывают ее вслух, потом им становится настолько хорошо благодаря

всплеску энергии, что они долго продолжают говорить тогда, когда поток

энергии должен быть перемещен уже на кого-то другого. Они пытаются подчинить

себе всю группу.

Другие же отступают и, даже ощущая, насколько действенна их мысль, не

рискуют высказать ее. В результате группа раскалывается, и никто уже в

полной мере не может воспользоваться всеми предназначенными для них

вестями. Подобное происходит, когда кого-то из людей, входящих в эту

группу,

не принимает кто-то из остальных членов группы. Отверженным отказывают

в

получении энергии, и поэтому никому не удается воспользоваться их

мыслями.

Хулия умолкла, и мы с ней посмотрели на Санчеса, который переводил

дыхание, чтобы заговорить.

-- Немаловажно и то, как мы отвергаем людей, -- сказал он. -- Когда мы

недолюбливаем какого-то человека или чувствуем исходящую от него

угрозу, для

нас естественно сосредоточить внимание на том, что нам в нем не

нравится и

что раздражает. К сожалению, при этом, вместо того чтобы разглядеть в

человеке глубоко укрытую красоту и излить на него энергию, мы лишаем

его

энергии и, по сути дела, причиняем ему вред. Он же замечает лишь, что

ни с

того ни с сего почувствовал себя не столь счастливым и не таким

уверенным в

себе, как минуту назад. И все из-за того, что мы истощили запас его

энергии.

-- Вот почему, -- подхватила Хулия, -- этот процесс так важен. В этом

яростном соревновании люди заставляют друг друга стареть с ужасающей

скоростью.

-- Но не нужно забывать, -- добавил Санчес, -- что в группе, где этим

занимаются серьезно, смысл заключается в том, чтобы делать как раз

обратное:

увеличивать запас энергии каждого и повышать уровень его колебаний

благодаря

посылаемому всеми остальными потоку энергии. Когда это происходит,

энергетическое поле каждой личности смешивается с полями всех остальных

и

образует единую совокупность энергии. Вся группа становится как бы

единым

телом, но телом многоголовым. Иногда за все тело вещает одна голова.

Потом

говорит другая. Но в группе, где все построено таким образом, каждый

знает,

когда ему брать слово и что говорить, так как он сейчас имеет куда

более

ясное представление о жизни. Такова Высшая личность, о которой

упоминается в

Восьмом откровении в связи с любовными отношениями между мужчиной и

женщиной. Однако такая личность может быть образована и другими

группами

людей.

Слова падре Санчеса неожиданно заставили меня вспомнить о падре Костусе

и Пабло. Неужели юному индейцу удалось в конце концов переубедить падре

Костуса, и тому захотелось сохранить Манускрипт? Добился ди он этого

благодаря силе Восьмого откровения?

-- Где сейчас падре Костус? -- спросил я. Мои собеседники, казалось,

несколько удивились этому вопросу, но падре Санчес тут же ответил:

-- Падре Костус вместе с падре Карлом решили отправиться в Лиму, чтобы

сообщить иерархам Церкви, что, похоже, задумал кардинал Себастьян.

-- Думаю, что именно поэтому падре был так тверд в своем намерении

отправиться к вам в миссию. Он знал, что ему нужно сделать еще кое-что.

-- Совершенно верно, -- согласился Санчес.

В разговоре неожиданно возникла пауза, и мы стали внимательно

всматриваться друг в друга: каждый ожидал, кого следующего посетит

самая

важная мысль.

--Теперь вопрос в том,-- заговорил наконец падре Санчес, -- что суждено

сделать нам? Первой высказалась Хулия:

-- Мне все время приходили в голову мысли, что я как-то связана с

Девятым откровением, что оно попадет ко мне на достаточно долгое время,

чтобы успеть что-то предпринять... но не совсем ясно, что именно.

Санчес и я не сводили с нее глаз.

-- Это происходит в каком-то особенном месте...-- продолжала она. --

Погодите, ведь это же на развалинах,