положив перед собой две книги, тщательно сличал тексты. Он искал
недостающие фрагменты - так он объяснил библиотекарю, доктору Генри
Эрмитейджу.
Доктор посмотрел на текст через плечо Вилбура и, разбирая старинные
буквы, почувствовал вдруг леденящее дыхание угрозы для жизни всего
человечества:
"...не следует верить тому, что человек суть владыка мира единственный
и последний. И его жизненная субстанция не единственная существующая на
Земле. Предтечи были, Предтечи существуют, Предтечи будут всегда. Но не в
известном нам мире, а между мирами. Изначальные, сильные и здоровые. Они
невидимы для глаз наших. Один Йог-Софоф знает вход в этот мир. Йог-Софоф и
ключ и страж этих врат. Прошлое, нынешнее и будущее едины в Йог-Софофе. Он
ведает место, где Предтечи пробили дорогу себе в прошлые времена, ведает,
где Они пройдут в будущее. Ведает их следы на Земле, которые они
оставляют, невидимые. По одному только запаху люди узнают их присутствие,
но образ их узнается в облике тех, кого они произвели среди смертных детей
человеческих, от вида человека до формы без субстанции. Невидимыми Они
кружат по Земле, ожидая нужных слов Ритуала. Их голос звучит в ветре, о Их
присутствии шепчет трава. Они выкорчевывают леса, уничтожают города, но
никто не видит карающую Руку. В ледяных пустынях заметил их Кадаф, а разве
человек когда-либо знал Кадафа? Льды на севере и затопленные острова в
океанах скрывают камни, на которых начертаны Печати. Йог-Софоф откроет
двери, пред которыми смыкаются сферы. Человек царит там, где когда-то
властвовали Они. Но как после лета приходит зима, а зима сменяется весной,
так и Они ждут своего Часа!!."
Осмысливая прочитанное, связывая это с тем, что говорили в графстве о
враждебной людям атмосфере Данвича, об особе Вилбура, которого окружала
тень странного рождения и подозрения в убийстве собственной матери, доктор
Эрмитейдж замер от недоброго предчувствия. Ему показалось, что
склонившийся над книгами великан принадлежит другой планете, другому миру.
Вилбур поднял голову и заговорил своим необычным, идущим как бы не из
человеческого горла голосом:
- Мистер Эрмитейдж, я хочу взять вашу книгу с собой. Сведения,
содержащиеся в ней, мне нужно проверить в других условиях. Неужели
административная рутина станет преградой моему желанию? Ведь никто этого и
не заметит.
Увидев, что доктор отрицательно качает головой, Вилбур добавил:
- Жаль, но я вынужден подчиниться правилам. Может быть, мне больше
повезет в Гарварде?
Доктор Эрмитейдж услышал со двора бешеный лай собаки и понял, что
пришелец покинул университет. Он открыл окно, чтобы рассеялся неприятный
запах, оставшийся после Вилбура. "Узнаете их по запаху, по нечистому
дыханию", - пробурчал он. Да, это был тот же самый запах, который он,
объезжая графство, впервые почувствовал три года назад у фермы старого
Уотли. "Кровосмешение, что за ерунда! - шептал библиотекарь. - Какое же
проклятое существо из другого мира стало отцом несчастного Вилбура? Что за
тварь кружила по холмам в ночь зачатия? Какая чудовищная мерзость
поселилась на нашей Земле, обретя человеческий облик?.."
В следующие недели доктор Эрмитейдж постарался собрать побольше
сведений о Вилбуре и о невидимых существах, окружающих Данвич. Встретился
он и с доктором Хоутоном, и ему стали понятны последние слова умирающего
Уотли. После нескольких встреч с учеными в Бостоне и многократного
прочтения "Некрономикона" доктор многое узнал о природе и намерениях
существ, угрожающих цивилизации.
В конце лета доктор Эрмитейдж полностью утвердился в мысли, что надо
как-то действовать против чудовища, которого люди знали под именем Вилбура
Уотли...
...Прелюдия к ужасу разыгралась в начале августа, и доктор Эрмитейдж
был ее непосредственным участником.
Как ему стало известно, Вилбур и в Кембридже пытался завладеть
имевшимся в библиотеке экземпляром "Некрономикона" или, по крайней мере,
переписать часть текста, но предупрежденные доктором библиотекари наотрез
отказали ему. В Кембридже Вилбур вел себя беспокойно: он непременно хотел
добиться своего и одновременно рвался домой, словно чего-то опасался.
Перед рассветом 3 августа доктора Эрмитейджа поднял с постели отчаянный
лай собаки и звон разбитого где-то стекла. Потом