Говард Ф.Лавкрафт

Скиталец тьмы

записной

книжицы, которую он обнаружил в церкви на покрытом паутиной столе. Шифр, как

сразу понял Блейк, был не из простых, и после долгих попыток его разгадать

он убедился, что зашифрованные записи сделаны не на английском языке и не на

латинским, греческом, французском испанском, итальянском или немецком.

Вполне очевидно, что ему необходимо было использовать всю свою незаурядную

эрудицию.

Каждый вечер его посещало прежнее желание вглядываться в западное окно,

и он видел древний черный шпиль над поблескивающими крышами далекого и почти

что призрачного мира. Но теперь это видение внушало ему неведомый ранее

ужас. Он ведь знал теперь, какое наследие дьявольской мудрости там

скрывалось и от осознания этого его воображение рождало образы самого

необычного и гротескного свойства. Возвращались перелетные птицы, и,

наблюдая за их полетом на закате, он отчетливее, чем когда-либо раньше,

представлял, как они стараются облетать стороной одинокую колокольню. Стоило

птичьей стайке подлететь к колокольне поближе, думал Блейк, как они в панике

упархивали врассыпную, и ему мнился их перепуганный щебет, который не

долетал до него за многие мили, отделявшие его от того места.

В июне в дневнике Блейка появилась запись об одержанной им победе над

криптограммой. Этот текст, как он обнаружил, был составлен на темном языке

акло, использовавшемся древними идолопоклонниками сатанинских культов и в

самых общих чертах известном ему по прошлым его изысканиям. Дневник странным

образом умалчивает о содержании расшифрованного Блейком текста, но он явно

был глубоко взволнован и одновременно обескуражен результатами своих трудов.

Там есть упоминания о некоем Скитальце Тьмы, явившемся ему при созерцании

Сияющего Трапецохедрона, и безумные домыслы о мрачных безднах хаоса, из

которых тот прибыл. Это существо, по его словам, обладало всеми знаниями

мира и алкало чудовищных жертв. Некоторые записи Блейка свидетельствуют о

его опасениях, как бы тварь, которую, как ему представлялось, он призвал, не

вырвалась на волю, хотя при этом он отмечает, что свет уличных фонарей

создает для него непреодолимую преграду.

О самом же Сияющем Трапецохедроне он упоминает довольно часто, не раз

называя его окном времени и пространства, и прослеживает его историю с той

стародавней поры, когда его подвергли огранке на темном Югготе, прежде чем

Старцы принесли его на землю. Волосатые обитатели Антарктики поклонялись ему

и схоронили в диковинном ларце, обнаруженном затем змеелюдьми Валузии в

руинах их поселений, а потом в Лемурич первые представители земного рода

человеческого прозревали в нем тайны вечности. Его переносили через

неведомые моря и неведомые земли, он утонул в океанской пучине вместе с

Атлантидой а потом миносский рыбак поймал его в свою сеть и продал

смуглоликим купцам из сумрачного Хема. Фараон Нефрен-Ка выстроил для него

храм с саркофагом без окон, и за сие деяние его имя было сбито со всех

памятных скрижалей и стерто из всех летописей. Потом камень пролежал под

руинами того святотатственного святилища, которое жрецы и новый фараон

сровняли с землей, до той самой поры, когда праздная лопата извлекла его

вновь на погибель человечеству.

Газетные статьи начала июля некоторым образом дополнили записи Блейка,

однако столь кратко и невнятно, что лишь обнародованный дневник покойного

привлек внимание публики к этим публикациям. Похоже, что после того как

непрошеный гость вторгся в проклятый храм, Федерал-Хилл вновь оказался во

власти страха. Итальянцы шептались о необычном шорохе, стуке и скрежете в

темном безоконном шпиле и призвали своих священников изгнать призраков,

посещавших их в дурных снах. По их уверениям, что-то постоянно показывалось

из дверей храма, дабы удостовериться, достаточно ли стемнело на улице и

можно ли выбраться наружу. В газетных заметках поминалось о живучих местных

суевериях, однако никто не объяснял первопричину их происхождения. Было

совершенно ясно, что молодые репортеры не давали себе труда заглянуть в

глубь прошлого. Ссылаясь же на эти публикации в своем дневнике, Блейк

почему-то пишет о гнетущем его чувстве раскаяния, и рассуждает о

необходимости погребения Сияющего Трапецохедрона и изгнания вызванного им

исчадия зла силой дневного света, проникшего в ужасный законопаченный шпиль.