Говард Ф.Лавкрафт

Скиталец тьмы

умников учинил этот грандиозный розыгрыш на

потеху публике. У этого происшествия было забавное продолжение, когда

местная полиция решила отрядить в храм офицера для проверки фактов газетного

отчета. Три стража порядка исхитрились под разными предлогами избежать этого

задания, и только четвертый с очень большой неохотой отправился туда и скоро

вернулся, не добавив ничего нового к сведениям, изложенным газетчиками.

С этого дня дневник Блейка свидетельствует о его нарастающем ужасе и

нервических подозрениях. Он уговаривает себя ничего не предпринимать и с

беспокойством размышляет о возможных последствиях нового сбоя в

электрической сети города. Из дневника явствует, что трижды во время грозы

он звонил в городскую электрическую компанию в крайне возбужденном состоянии

и настоятельно убеждал предпринять срочные меры по предупреждению

неожиданного отключения тока. В своих записях он часто выражает

озабоченность из-за того, что при осмотре темного помещения в башне

репортерам не удалось обнаружить ни металлический ларец с камнем, ни

изуродованный старый скелет. Он делает вывод, что их забрали но кто и куда,

ему оставалось лишь гадать. Однако худшие опасения Блейка касались его

самого и некоей святотатственной связи, коя, как ему чудилось, существовала

между его сознанием и незримым монстром, таящимся в том храме, с тем

чудовищным порождением ночной тьмы, которое он вызвал тогда из бездны мрака.

Похоже он постоянно испытывал душевные терзания, и его редкие посетители той

поры припоминают, как он сидел за своим столом с отсутствующим взглядом,

всматриваясь в западное окно на мерцающую вдалеке громаду черной колокольни

в клубах дыма, окутавшего городские крыши. В его записях с монотонным

однообразием описываются ужасные сны, так как Блейк утверждал, что его

богомерзкая связь с непостижимым исчадием зла укрепляется в часы сна.

Упоминается и одна ночь, когда он вдруг осознал, что полностью одет и

машинально бредет вниз с Колледж-Хилла в западном направлении. Снова и снова

Блейк повторяет тревожащую его догадку о том, что обитатель таинственного

храма точно знает, где его найти...

Неделю, прошедшую после тридцатого июля, вспоминают как пору явного

помешательства Блейка. Он перестал одеваться и заказывал себе пищу по

телефону. Посетители заметили веревки на его кровати, и он пояснил, что

из-за лунатизма вынужден каждый вечер привязывать себя за ноги такими

прочными узлами, чтобы их нельзя было развязать или, во всяком случае, чтобы

при попытке это сделать он смог проснуться...

В дневнике он сделал запись и о том ужасном случае, который вызвал у

него нервный срыв. Погрузившись в сон вечером тридцатого, он внезапно увидел

себя бредущим куда-то в кромешной тьме, но сумел разглядеть лишь смутные

горизонтальные полоски голубоватого света. Еще он почувствовал сильный

тошнотворный запах и услышал странные тихие звуки над головой. На каждом

шагу он спотыкался о невидимую преграду, и с каждым звуком, доносящимся

сверху, раздавался как бы отзывом невнятный скрежет, сопровождаемый

шуршанием, какое издают два трущихся друг о друга куска дерева.

Один раз его вытянутые вперед руки нащупали каменный постамент с пустой

верхушкой, а потом он понял, что цепляется за перекладины приделанной к

стене лестницы и неуверенно карабкается вверх, к источнику какого-то

невыносимо мерзкого зловония, откуда на него ритмично накатывались могучие

обжигающие волны. Перед его взором в калейдоскопическом водовороте плясали

фантастические образы, которые то и дело уплывали в бескрайнюю бездну мрака,

где в еще более далекой тьме бешено кружились солнца и миры. Он вспомнил

древние мифы об Абсолютном Хаосе, где обретается слепой и безумный бог

Азатот, Вседержитель Всего, окруженный верной ордой безумных безликих

танцоров и убаюканный тонким монотонным писком демонической флейты, пляшущей

в лапах безымянного существа.

А потом резкий звук из внешнего мира развеял отупляющий дурман и родил

в душе Блейка несказанный ужас. Что это был за звук, он так и не понял

возможно, запоздалая вспышка фейерверка, что все лето устраивался на

Федерал-Хилле, когда горожане славили своих разнообразных ангелов-хранителей

и святых, почитаемых у них на родине, в итальянских деревнях. Как бы то ни