Максим Карпенко

Вселенная Разумная

эту стену, понимать других и быть понятым ими - вот одно из самых главных противоречий человеческого существования. Человечество мечтает о звездных далях, о встречах с иным разумом, но здесь, на Земле, люди не могут найти дорогу даже друг к Другу.

Человек одинок, его связи с другими людьми условны и эфемерны,-и в этой своей беде он ищет опоры и поддержки, ищет человечную систему мировоззрения. На протяжении многих веков люди надеялись найти опору в религии, где, собственно, и родились такие понятия, как душа, родство душ, деление на духовное и материальное.

Душа и духовная жизнь, евангельская мораль - что ж, это были неплохие находки. Но они изначально разрушались и были в конце концов разрушены материализмом. Но не материализмом как философской системой, признающей и понимающей как единственную и единственно приемлемую для человека картину мира, где нет ничего, кроме фантастически многоцветного и радостного многообразия материи, а материократией, господством сытой гастреи, ибо в этой самой гастрее, в желудке, которому подчинена вся деятельность человека, места для души не осталось. И естествознание сказало свое категорическое нет. Нет - духу, нет - душе, нет - духовной жизни.

Пришедшая на смену религии как системе мышления - и, надо сказать, довольно-таки малоубедительной системе, - наука попросту игнорирует человека, игнорирует проблемы его духовной жизни, игнорирует его стремление к разрушению стены отчуждения и преодолению собственного одиночества. Наука расчленила человека сообразно своим классификациям, и нет в ее специализациях места для человеческой души. Человек стал объектом бездушного анализа, но не синтеза, и тем утратил свое единство и единение со Вселенной.

Для анатомов человек есть комбинация костей, мышц, внутренних органов и т. д. и т. п., для биохимиков - самовоспроизводящаяся химическая система, для социологов - рабочая сила или потребитель, для демографов - житель и т. д. В стане психологов, должных, по определению, изучать душу, то есть, казалось бы, именно то, что так необходимо для человека, - царит многовековой идейный разброд, причиной которого во многом является то пикантное обстоятельство, что психология - одна из весьма развитых экспериментальных отраслей знания - все еще не может определить, какую реальность она изучает, что является ее предметом как фундаментальной науки. Даже для философии нового времени человек стал безразличен: современные философы или те, кто называет себя философами, оперируют не менее чем народами, классами, социальными группами.

Сегодня науку не интересуют такие иррациональные и эфемерные категории, как индивидуальность человека, его рождение и смерть, ужасающее одиночество его жизни, его душа, его мечты и надежды.

Только великое и рационально непостижимое искусство вот уже многие сотни лет рождается и умирает вместе с каждым человеком, радуется его радостям и страдает вместе с ним, восхищается его величием и ужасается его мерзости. И это великое, человеческое искусство кричит, вопиет в тоске об одиночестве человека, о его обреченности, о невозможности преодоления этого одиночества. Петрарка, Шекспир, Бах, Гендель, Гете, Шиллер, Бетховен, Пушкин, Достоевский, Толстой, Чехов, Рахманинов, Булгаков полны сожаления о несбывшемся и несбывающемся. Они скорбят о неосуществимости на Земле Великой Любви, о невозможности близости совершенной и абсолютной.

Да, есть дружба и есть любовь - но и друзья, и любовники понимают, чувствуют, что за самой величайшей близостью, нежностью, как отвратительная куча асфальта в веселом весеннем лесу, скрывается отчужденность, невозможность полного нераздельного слияния, полного понимания, полного родства человеческих душ. Вам Хорошо, вы одиноки, - сказал мне Хассе. Что же, и впрямь все отлично, - кто одинок, тот не будет покинут. Но иногда по вечерам это искусственное строение обрушивалось и жизнь становилась рыдающей стремительной мелодией, вихрем дикой тоски, желаний, скорби и надежд.

Вырваться бы из этого бессмысленного отупения, бессмысленного вращения этой вечной шарманки - вырваться безразлично куда. О, эта жалкая мечта о том, чтобы чуточку теплоты, - если бы она могла воплотиться в двух руках и склонившемся лице? Или это тоже самообман, отречение и бегство? Бывает ли что-нибудь иное, кроме одиночества?.. Нет, иного не бывает. Для всего иного слишком