Пауло Коэльо

Пятая гора

заплатить подати, которые платят купцы за то, что проходят по нашей земле.

— Поверь, наместник, у вас нет выбора, — ответил пленник. — У нас достаточно людей, чтобы сравнять с землей этот город и убить всех его жителей. Вы давно живёте в мире и уже позабыли, как сражаться, в то время как мы завоёвываем мир.

Толпа снова зашумела. Илия думал: «Наместник не может сейчас показывать свою нерешительность». Но спорить с ассирийским воином, который даже в плену навязывал свои условия, было нелегко.

Каждую минуту на площади становилось всё больше людей. Илия заметил в толпе даже купцов, которые бросили свои дела, обеспокоенные развитием событий. Суд принимал опасный поворот. Нельзя было больше уходить от решений, будь то сделка или смерть.

* * *

Люди разделились: одни выступали за мир, другие требовали, чтобы Акбар оказал сопротивление. Наместник шепотом сказал жрецу:

— Этот человек при всех унизил меня. Но ты поступил не лучше.

Жрец повернулся к нему. И, стараясь говорить так, чтобы никто другой не услышал, велел немедленно приговорить ассирийца к смерти.

— Я не прошу, а требую. Ты сохраняешь власть лишь благодаря мне, и я могу покончить с этим когда угодно, тебе ясно? Я знаю, какие жертвоприношения могут смягчить гнев богов, когда мы вынуждены сменить правящую династию.

Это будет не первый случай: даже в Египте, царстве, просуществовавшем тысячи лет, было много случаев, когда сменялись династии. И всё-таки, жизнь во Вселенной не прекратилась, небо не обрушилось на наши головы.

Наместник побледнел.

— Военачальник стоит в толпе с несколькими воинами. Если ты будешь настаивать на соглашении с ассирийцем, я скажу всем, что боги оставили тебя. И тебя лишат твоей власти. Давай продолжим суд. Ты будешь делать только то, что я велю.

Если бы Илия находился поблизости, у наместника осталась хотя бы одна возможность: он попросил бы израильского пророка рассказать о том, что он видел ангела на вершине Пятой Горы. Он напомнил бы всем историю воскрешения сына вдовы.

И тогда собравшиеся собственными глазами увидели бы пророка, способного творить чудеса, рядом с человеком, не обладавшим никакой сверхъестественной силой.

Но Илия отсутствовал, и у него больше нет выбора. Да и потом, это всего лишь пленник. Никакое войско в мире не начинает войну из-за гибели одного воина.

— Твоя взяла, — сказал он жрецу. Когда-нибудь он расквитается с ним.

Жрец согласно кивнул головой. Вслед за тем прозвучал вердикт.

— Никто не покорит Акбар, — сказал наместник. — И никто не войдет в наш город без разрешения его жителей. Ты попытался сделать это, и я приговариваю тебя к смерти.

Услышав это, Илия закрыл глаза. Военачальник улыбался.

15

Пленника, окруженного толпой, привели на место казни у городской стены. Там с него сорвали остатки одежды и оставили нагим. Один из воинов толкнул его на дно ямы, вырытой рядом со стеной. Народ столпился возле ямы. Люди проталкивались поближе, чтобы получше все разглядеть.

— Воин с гордостью носит свои доспехи и не прячется от врага, потому что он храбр. Шпион одевается как женщина, потому что он трус, — крикнул наместник так, чтобы все услышали. — Поэтому, я приговариваю его к смерти, лишенной чести храбрых.

Народ освистал пленника и криками одобрил наместника. Пленник говорил что-то, но толмача поблизости больше не было, и никто не мог его понять. Илие удалось пройти вперед и подойти ближе к наместнику, но было уже поздно. Когда он дотронулся до его мантии, тот грубо оттолкнул его.

— Это твоя вина. Ты хотел устроить публичный суд.

— Нет, это твоя вина, — ответил Илия. — Даже если бы ты созвал совет Акбара тайно, военачальник и жрец сделали бы то, что хотели. В течение всего процесса я был окружен стражниками. Все было хорошо продумано.

Обычай гласил, что продолжительность казни избирает жрец. Он наклонился, взял камень и протянул его наместнику. Камень был не такой крупный, чтобы повлечь быструю смерть, но и не слишком мелкий, чтобы продлить страдание.

— Ты первый.

— Я вынужден это сделать, — тихо произнес наместник, чтобы его слышал только жрец. — Но я знаю, что это неправильный путь.

— Все эти годы ты вынуждал меня идти на более суровые меры, а сам старался делать лишь то, что было приятно