Ричард Бах

Чужой на Земле

и не мешать мне. Его голос очень приятен, если вокруг ни зги не видно, но, когда я сам вижу полосу, он вполне мог бы и не подсказывать, как мне сажать мой самолет.

— ...вы летите тридцатью пятью футами ниже положенного. Это опасно. Поднимите самолет вверх... Помолчи, диспетчер! Мог бы найти занятие и получше, когда я вот-вот коснусь земли. Неужели мне выбрасывать на ветер триста с лишним футов мокрой полосы только ради того, чтобы успокоился этот демагог?

Упругая резина касается твердого бетона. Не такая мягкая посадка, как мне хотелось бы, но всё же, ничего. Выбрасываю тормозной парашют. Рука в перчатке задерживается на кнопке отделения парашюта — на тот случай, если самолет начнет сносить к краю полосы. Меня мягко толкает вперед, когда шестнадцатифутовый парашют резко начинает тянуть самолет назад.

Он работает так эффективно, что я останавливаюсь даже раньше, чем ожидал. Мне следует отделить его у поворота на рулежную дорожку, и поэтому приходится давать почти полный газ, чтобы дотянуть самолет с этим большим нейлоновым куполом до конца полосы. Хороший парашют!

Плавно подкатываем к концу полосы и поворачиваем на дорожку. Нажимаю кнопку отделения парашюта и оглядываюсь. Белый цветок на глазах увядает, а освобожденный самолет быстрее устремляется вперед по дорожке. Левой рукой открываю фонарь кабины — и вот мой маленький мир сливается с большим. Мне в лицо начинает моросить дождь. Он такой прохладный, знакомый и приятный!

Диспетчерская Шомона, четыре-ноль-пятый освободил взлетную полосу и направляется к ангару эскадрильи. Ноль-пятый, перейдите на параллельную дорожку. Мы здесь в Шомоне вас заждались. Что, были какие-то неприятности в пути? У диспетчера сегодня хорошее настроение. Небольшие неприятности с радио. Понял.

Правой рукой отстегиваю ремешок кислородной маски. Самолет скользит между двумя рядами голубых сигнальных огней рулежной дорожки. Холодный дождь бьет по лицу. Мы с самолетом поворачиваем вправо и дальше катим за неожиданно материализовавшейся из темноты машиной с зелеными буквами «Следуйте за мной!»

Над облаками, которые изливаются на землю дождем, существует мир, который принадлежит только пилотам. В эту ночь он принадлежал лишь мне и тому пилоту, который летел где-то недалеко на востоке. Мы делили с ним одно и то же небо, и, возможно, сейчас он тоже ощущает вкус дождевых капель, подкатывая к своему ангару. И причем, этот ангар где-то в секретных анналах штаба моей части числится целью точно так же, как моя база — в его.

Сидя под дождем в кабине своего самолета, я понял, что завтра наши роли сыграют какие-то другие «я» и «он». И даже когда я, в конце концов, вернусь в Соединенные Штаты и буду пилотом национальной гвардии в Нью-Джерси, а он вернется в Россию, на нашем месте окажутся другие пилоты, которые будут точно так же бороздить ночное небо в самолетах с белыми и красными звездами. Только лица в кабинах будут другими.

У нас с русским пилотом похожая работа, мы вместе любим самолеты, делим все радости и опасения. Мы вместе идем на риск и надеемся на лучшее. Так между нами заочно устанавливается дружба, которую трудно поколебать.

Когда же я вернусь в Америку, а он — в Россию, наши места займут другие люди. Изменятся лица, а дружба останется. Удачи тебе в ночном небе, далекий друг! И держись подальше от грозовых облаков!

Подкатив в месту стоянки, я сбрасываю газ. Мой стальной любимчик издает протяжный вздох, словно выдыхая из себя в темноту остатки тепла. Спокойной ночи! Начальник наземной команды хлопает ладонью по фюзеляжу и выкрикивает: «Время остановки двигателя?!»

Я смотрю на часы и вижу, что турбине и компрессору для полной остановки понадобилась 61 секунда. Это очень важная информация для механиков, и я вписываю ее в форму номер один.

При свете своего карманного фонарика я заполняю бланк, в котором указываю, что коротковолновый приемник и передатчик работали на высоте свыше 20000 футов с перебоями. В бланке нет графы, в которую можно было бы вписать, что Военно-Воздушным Силам в эту ночь крупно повезло и этот самолет вернулся на базу.

В бланке я указываю 45 минут плохой погоды и один час хорошей. Отмечаю, что посадка состоялась с использованием тормозного парашюта. Подписав его, я отстегиваю привязные ремни, снимаю с шеи кислородную маску, наушники и устанавливаю на место микрофон.

Захватив с собой шлем, я медленно спускаюсь