Ричард Бах

Чужой на Земле

до тех пор, пока я не брошу самолет в разворот с крутым снижением, чтобы свести вместе белое пятнышко отражателя прицела и черное пятно мишени.

Самое время сделать последние приготовления. Я объявляю публике за моей спиной, что сегодня намерен отстреляться лучше всех в звене, что как минимум 70 процентов боезапаса я вгоню в черный круг мишени, а остальные 30 процентов, так и быть, разбросаю по белому полотнищу.

Перед моими глазами проносится картина успешной атаки; я вижу, как черное пятно мишени разрастается под белым пятнышком прицела, вижу, как это пятнышко ровно ложится на мишень, чувствую, как правый палец потихоньку нажимает гашетку, вижу, что белое пятнышко полностью совместилось с черным, слышу глухой безобидный стук пулеметов, бьющих патронами пятидесятого калибра, и вижу, как позади мишени взрывается целый фонтан пыли. Отличный заход.

Будь осторожен. Повнимательнее в последние секунды захода на цель; не слишком старайся вогнать в мишень длинную очередь. На мгновение я вспоминаю, как всегда перед первым заходом, своего соседа по комнате еще в курсантские времена, который в порыве энтузиазма чуть перетянул самолет и врезался в наземную мишень. Не лучший способ умереть. 96 процентов мощности перед последним разворотом, скорость 300 узлов, и я вижу, как Тройка заходит на цель. — Рикошет Три, атакую, — и стремительный силуэт F-84F ринулся вниз.

Интересно всё-таки наблюдать атаку с воздуха. Беззвучно и мощно атакующий самолет несется к мишени. Потом так же беззвучно из носовых пулеметов вырываются серые клубочки дыма, тонкой чертой прорисовывая траекторию полета. В воздухе взбивается фонтан пыли, самолет отваливает в сторону, густое бурое облако ударяет в основание мишени, а он уже далеко и набирает высоту. Теперь нетронутой остается только мишень номер четыре.

Сигнальный щит на земле возле наблюдательной вышки повернут красным полем вниз, белым вверх — полигон свободен и готов к моему заходу. Я это замечаю и лечу к последнему развороту на боевой курс под прямым углом к мишени. Теперь она справа в миле от меня и медленно отплывает назад. Я ставлю тумблер в положение «пулеметы» и резко перевожу ручку управления вправо, так что мой самолет бросается в сторону, как испуганный зверь, а в глазах темнеет от перегрузки на вираже, и противоперегрузочный костюм раздувается, зажав меня в жесткие тиски туго накачанного воздуха.

За фонарем кабины бешено мельтешит вставшая на дыбы земля. Это начало хорошего захода на цель. Большой палец прижимает кнопку микрофона: — Рикошет Четыре, атакую, сейчас я ей задам жару.

Задам жару. Мишень отлично видна, и пулеметы готовы к бою. Скорость пикирования выросла до 360 узлов, и я выравниваю самолет. Перед собой я вижу крошечный квадратик белой ткани с нарисованным черным пятнышком. Я жду. Белое пятнышко, которое называется перекрестием прицела, показывает мне, в какой точке сойдутся выпущенные мной пули, лениво рыскает из стороны в сторону, успокаиваясь после крутого разворота, с которого начался заход на цель.

Она успокаивается, и я тихонько отвожу ручку управления назад, чтобы совместить прицел с квадратиком мишени А мишень стремительно меняет свое обличье, и пока я выжидаю, становится всем на свете. Это и вражеский танк, подстерегающий в засаде пехоту; это и зенитка со свалившейся камуфляжной сеткой; это и черный, пыхтящий по узкоколейке локомотив с военными грузами.

Это склад боеприпасов укрепленный бункер тягач с пушкой баржа на реке бронетранспортер и это белый квадрат ткани с нарисованным черным кругом. Он ждет, я жду, и вот внезапно он вырастает на глазах. Точка превращается в диск, а белый прицел только этого и ждет. Мой палец медленно нажимает гашетку. Пулеметы оживают, когда гашетка еще на полпути, и начинают стрелять, когда кнопка полностью утоплена.

Стук пулеметов похож на стрекотание заклепочного автомата; нет ни оглушительного грохота, ни грома, ни сумятицы в кабине. Всего лишь тихое, отдаленное тук-тук-тук, а под моими ботинками горячие гильзы дождем сыплются в стальной контейнер. Я чувствую запах пороха в кислородной маске и лениво недоумеваю, как это он проникает в наглухо запечатанную кабину.

Словно в замедленном кино, я смотрю на мишень; она спокойна и невозмутима, потому что пули до нее еще не дошли. Пули еще где-то в воздухе, между почерневшими стволами носовых пулеметов и мелкой пылью полигона. Когда-то мне казалось, что пули — это очень быстрые