Баркер Эльза

Письма живого усопшего о войне Часть2

вследствие неожиданной и

преждевременной потери своих тел; но никогда я не пытался нарушить

баланс между причиной и следствием, помогая душе обрести такую

степень свободы, к которой она еще не готова. Я часто оставлял людей

страдать, хотя и мог бы сократить период их страданий; я предоставил

многим душам и далее продолжать неспешную битву со своими низменными

желаниями в астральном мире, ибо я знал, что, если они будут сорваны

с древа боли до того, как успеют созреть, им все равно придется

выдержать ту же самую, или даже более жестокую битву в какой-нибудь

следующей жизни, и противостоять им будут те же самые силы, от

которых они сейчас освобождаются в тех сферах, где примитивные

желания изживаются с гораздо большей легкостью, чем на земле, уже

хотя бы в силу того, что удовольствий там -- намного меньше.

В одной из воюющих армий был очень жестокий офицер, которого

ненавидели его собственные солдаты. Он попал сюда к нам, и многие из

его подчиненных также, и я даже не попытался защитить его от их

упреков, потому что ему необходимо было понять, что несправедливость

заслуживает порицания. На земле им затыкала рты армейская дисциплина,

но здесь ему пришлось осознать, насколько дурно он с ними обращался.

Никаким иным способом ему не удалось бы это объяснить. Если бы я

начал читать ему наставления, он бы просто посоветовал мне заниматься

своими делами. Но Закон справедливости не читает наставлений, он

демонстрирует. Мрачные, укоряющие тени тех, кто долгое время

находился с ним рядом, продемонстрировали ему его собственную

несправедливость. К слову, он до сих пор еще окружен ими. И я даже ни

разу не попытался прийти ему на помощь. Хотя, возможно, я и смог бы

ему помочь; но такая явная оппозиция Закону справедливости с моей

стороны привела бы лишь к тому, что он оказался бы на своем

собственном эгоистичном небе с таким грузом несправедливости на душе,

что в следующей земной жизни эта тяжесть просто раздавила бы его.

Чувство обиды, накопившееся у его солдат, было очень велико, и хотя я

мог бы смягчить его (ради них самих а не ради него), я всё же не

делал этого, позволяя этому чувству истощаться естественным образом.

Если бы больше никто не нуждался в моей помощи, и не заслуживал ее

более, чем они, тогда я, возможно, уделил бы им больше времени, но

всё равно не добился бы большого успеха. Я поступил точно так же, как

поступил бы на земле, попади ко мне в руки это дело, и я уверен, что

поступил справедливо.

Когда я вижу душу, страдающую от несправедливых суждений других

людей, я стремлюсь восстановить справедливость, как делал бы это и на

земле; но я нахожусь здесь не для того, чтобы нарушать Закон причины

и следствия. Когда я могу помочь, я помогаю; но от меня будет гораздо

больше пользы, если я стану предотвращать появление нежелательных

причин, нежели если я буду отвращать их вполне закономерные

следствия.

Когда я убеждаю людей помочь Учителям сдерживать плохую карму

Германии, я руководствуюсь вовсе не сентиментами. Я рассуждаю как

справедливый судья. Народ Германии, обманутый своими вождями, слепо

вступил на путь, сущность которого он плохо себе представлял.

Коллективно они, безусловно, несут ответственность перед другими

расами, но индивидуально каждый из них виноват гораздо меньше;

поскольку их самих обманули, и они не знали, что агрессия их страны

есть дело неправое и имеет сатанинское происхождение.

И всё же Учителя, способные видеть ваш мир сверху и как бы со

стороны, надеются, что законопослушный немецкий народ не всегда будет

вызывать ненависть у остального мира, из-за того что самонадеянная

партия войны заставила его напасть на своих соседей. Нет, я вовсе не

отрицаю, что и у немецкой нации есть свои неприятные черты, как,

впрочем, и у любого другого народа; но из всех рас, втянутых в эту

гигантскую бойню, Германская раса гораздо хуже прочих осведомлена о

причинах, побудивших её начать эту войну. Прирученная властями пресса

и политика lese majeste не позволили немцам узнать то, что, возможно,

сделало бы их менее послушным орудием в руках их вождей.

Карма тех, чья неразумная и чересчур самоуверенная политика развязала

эту войну, это индивидуальная карма, и её можно изжить только

индивидуальными страданиями, когда придет время этим людям понести

так называемое наказание; но карма основной массы немецкого народа --

это расовая карма. Немцы позволили повести себя навстречу

собственному поражению. Только представьте себе, как глубоко должен

проникнуть свет гласности