Э. Я. Голосовкер

Сказания о Титанах (Часть 1)

Умирала старая Харикло.

      О, как весело звучали под горой голоса!

      И впрямь, веселые, звонкоголосые возвращались с охоты Актеон и Язон -- юноши, питомцы Хирона. Они с хохотом поднимались к поляне по крутой тропе, гуськом. На плечах у них стволы ясеней -- не стволы, а исполины Пелиона для костров полубогам-героям. И увешаны стволы от вершины до комля добычей. Легко нести юношам добычу. На стволах качались звериные туши -- медведи, вепри, связки косуль, и рядом с ними пучки съедобных и целебных корней и клубней. Вот день так день!

      Еще издалека они радостно кричали:

      -- Учитель Хирон, смотри: сегодня мы без оружия добыли дичь -- руками и умом, как ты нас учил! Дичь добрая, на славу. Так, значит, мы и делали добро. Смотри, отец!

      И юноши смеялись.

      Но, выйдя, бурно дыша, с горящими глазами, на поляну, они взглянули на Хирона и умолкли. Он не сказал им, как бывало:

      -- Младенцы, о-го-го! Теперь мясного молока в ковшах немало. Пригубите. А соблюден лесной закон? И юноши, бывало, отвечали:

      -- Он соблюден. Нет лишнего. По мере нужды -- не больше.

      -- А соблюден закон звериной правды?

      -- Он соблюден: 'Без лютости отвага'.

      -- Ну, расскажите коротко и прямо. И начнут, бывало, юноши говорить, и скажут друг о друге:

      -- Отец, Язон медведицу под себя подмял и отпустил, увидев двух малолеток-медвежат. Он мать почтил.

      -- А Актеон у барса вырвал из когтей козленка и погрозил когтистому зверюге: 'Смотри в другой раз!..' Барс был сыт и рвал козленка без нужды -- от ярости и злобы.

      ...Но сегодня наставник не спросил их, как бывало. Он даже не оглянулся на охотников.

      Осторожно свалили юноши на траву стволы с добычей и стали рядом. Смотрят во все глаза на Хирона. Сегодня он иной. Таким герои-полубоги еще не видели мудрого кентавра.

      Неподвижно, долго-долго стояли удивленные юноши, наблюдая учителя. И вот Актеон осторожно, чуть подтолкнув Язона, шепнул ему:

      -- Ты видишь?

      -- Вижу.

      -- Это что?

      В буром золоте бороды Хирона что-то серебрилось и белело. Казалось, будто Время, которое еще никогда не подступало к бессмертному кентавру, вдруг потянулось к нему паутинными пальцами и, перебирая в его играющей золотом бороде волос за волосом, тончайшей, тоньше воздуха, кистью неслышно серебрило то один волосок, то Другой.

      И вдруг, не выдержав, шагнул Актеон к Хирону и спросил:

      -- Отец, кто проводит по золоту твоих волос серебром, как у стариков? Ведь ты не подвластен Хроносу-Времени.

      -- Я познал утрату,-- ответил Хирон.

      -- И что ж! Утраты не омрачают радость богов. Они были у тебя и прежде. Осенью много листьев опадает с деревьев. Разве кто жалеет листья? Это ж осень. Не так ли ты нас учил?

      И ответил Хирон:

      -- Ты, мальчик, прав. Так говорил я вам и себе. Я видел утраты -- и свои, и чужие, но тогда я еще не познал их. Утрату познают, когда любят. Тогда впервые слышишь голос Ананки-Неотвратимости. Я услышал сейчас ее голос. И учусь сейчас новому мужеству, более твердому, чем былое.

      Переглянулись ясными глазами Актеон и Язон, полубоги, и слегка пожали плечами. От таких плеч отползли бы львы в кусты. Они были молоды, и хотя были смертны, но еще не познали утрат. А Любовь?.. И тут оба разом обернулись друг к другу, и встала перед их глазами Меланиппа, с конским телом, блестящим, как агат, и с девичьим торсом, золотисто-белым, словно цветы асфодели,-- их подруга-красавица, внучка Хирона.

      И вдохнули юноши в себя полмира:

      -- Меланиппа!

      А у входа в пещеру тихо испустила свой последний вздох Харикло.

      -- Умерла...

      -- Актеон, мне будто послышался голос учителя. Кто-то сказал: 'Умерла'. Ты слышал? -- В глазах Язона стоял вопрос.

      -- Слышал. Да, ведь старая Харикло была смертной. Но и в глазах Актеона стоял тот же вопрос.

      -- Пойдем, окунемся в волны.

      И пошли юноши, полубоги-герои, к потоку, где жила нимфа Окирроэ, дочь Хирона, мать девушки-кентавра красавицы Меланиппы.

Сказание о мальчике-боге Асклепии и об океаниде Филюре

      Что за горный поток, то журча, то бурливо кипя, бежит за скалой на закат далеко, к подножию Пелиона? В том потоке живет речная нимфа Окирроэ.

      Раз подошел к потоку, где жила Окирроэ, бог Аполлон, принес в гнезде птицы-феникса младенца. Положил гнездо с младенцем на берегу и исчез бог Аполлон. Только Заря-Эос улыбнулась младенцу и сказала: