Сатпрем

«Эволюция II»

несколько похоже на сумасшествие, но чем могла бы показаться первому граниту та

прелестная чайка в наших небесах?

'Думаю, что могу сказать, что день за днем, из года в год, я проводил более скурпулезные

испытания, чем любой ученый когда-либо проверял свою теорию или свой метод на

физическом плане.'

Но это метод во плоти.

Сорок лет исследований и уединений при общем человеческом непонимании...

Длительное путешествие, и, как мы увидим, опасное путешествие, по сравнению с

которым круглосветное плавание Дарвина на корабле Бигль покажется легкой прогулкой.

Но в конце этого путешествия мы, возможно, найдем эту 'проникающую' мощь, которая

высвободит из клетки 'миллионы золотых птиц'.

Что мне делать

с тем, из чего

не извлечь

нектара бессмертия?

Брихадараньяка

Упанишада, IV.5.4

Глава 7

Наша человеческая задача

ВСЕ время я пытался рассказать об этом невероятном открытии, ощущая нечто подобное

безысходности.

Это думающее орудие было дано нам, человечеству, для того, чтобы мы попытались

понять и поняли бы наконец наше уникальное положение, тогда как бедные виды до нас,

боровшиеся в своих болотах под палящим солнцем или под покровом льда, были

сожжены и появлялись вновь лишь по случаю. Пытались ли люди понять свое удушье и

свою мощь найти отсюда выход? Или же они собираются предоставить кровавому шансу

возможность найти выход из эволюционного тупика? 'Сражающаяся все-тупость, лига

глупости всех мастей, закупорила мир свинцовой крышкой, которая душит нас внизу', —

воскликнул Эрнест Ренар (*) уже в конце прошлого века.

(* Французский историк, философ и писатель (1823-1892), имевший отвагу подвергнуть

сомнению всемогущие церковные авторитеты своего времени.)

Но выход был еще не там. 'Путь', ведущий к выходу, непременно появляется, когда

взывает нужда. И я чувствовал подобно мыслящему и побитому свидетелю —

'ничтожному я', как сказал мой брат Вийон(*)

(* Франсуа Вийон, великий прoклятый и чувственный поэт Средних Веков (1431-?),

узнавший темницы некоторых епископов и много раз заточавшийся в тюрьму, достаточно,

чтобы познать скорбь 'человеческих братьев'. После приговора к повешению ему

смягчили наказание, и он исчез без следа.)

в своей Балладе Повешенных — волнующих душу приливов, которые могли бы изменить

все, балансируя на гребне четвертого миллиарда лет, на краю великого эволюционного

котла. Разве мы не пытались поймать ключ и выполнить нашу человеческую задачу,

которая всегда состояла не в том, чтобы изобрести то или иное хитроумное

приспособление, а открыть в нашем старом эволюционном каркасе то, что всегда было

готово идти дальше — и это то, что всегда было, в конечном итоге, потайным рычагом

всех этих миллиардов попыток: победа над смертью, конец этой нескончаемой баллады

повешенных?

'Кладезь меда закрыт скалой', — говорили Риши Вед.

Но из-за собственного неведения я совершал промахи: хотя я читал Шри Ауробиндо,

слушал Мать, в течение двадцати лет был свидетелем того, как движется она ощупью в

ночи будущего, был свидетелем ее заминок, ее сияющих прорывов вперед, ее стонов дать

рождение новому миру — был свидетелем ее одиночества посреди духовной орды вокруг

нее, которым не терпелось основать новую религию. Я, выживший, поставленный вне

закона, нес ужасную ответственность. Я должен был сообщить, донести свое

свидетельствование — я должен поблагодарить ту Любовь, что поддерживала меня столь

долго, и оставался только один путь, пришел мой черед попытаться и погрузиться в этот

старый эволюционный каркас. Тогда я понял свое мыслящее неведение, которое думало,

что ухватило секрет, тогда как оно уловило только весьма отдаленное очертание,

мерцание, надежду. Я писал книги, но теперь я попал под жуткий ливень, новый вид

эволюционного спазма, который может произвести неизвестное существо или старый

смертный беспорядок, как если бы это тело жило самим спазмом мира, его смертью

вместе с его новой жизнью, его противоречием и железным или реликтовым

сопротивлением вместе с тем, что расплавляет железо — препятствием вместе с самой

мощью, которая закована в препятствие. Ведь невозможность — это всегда ворота в

следующую возможность.

Теперь я расскажу, к чему я прикоснулся и что исследовал — о десяти годах моего

собственного путешествия.

Ведь теперь открыта дорога новой эволюции, я знаю это, путь открыт, я знаю это, это

более не обещание на будущие времена: это было сделано, через все наши вопли и

убийства и бессвязности;