Говард Лавкрафт

Ужас Данвича

Накануне мая 1915 года произошли подземные толчки, которые

ощутили даже жители Олсбери, а во время Хеллоуина из-под земли донеслись

раскаты, странным образом совпавшие со вспышками пламени -- "проделки ихних

Уотлиевых ведьм" -- на вершине Сторожевого Холма, Уилбур между тем рос так

же быстро, и к четырем годам выглядел на все десять. Теперь он бегло читал

сам, однако говорил меньше, чем раньше. Определенная молчаливость стала его

характерной чертой, и именно тогда окружающие впервые стали отмечать первые

проблески дьявольщины на его козлином лице. Время от времени он бормотал

какие-то слова на неизвестном языке, напевал странные мелодии в причудливом

ритме, от которых слушателя охватывало леденящее чувство необъяснимого

ужаса, Ненависть к нему деревенских собак стала широко известной и он, чтобы

спокойно расхаживать по деревне и ее окрестностям, был вынужден носить с

собой пистолет. Осуществлявшееся им в силу необходимости применение этого

оружия не способствовало его популярности среди владельцев четвероногих

стражей.

Те немногие посетители, что бывали в их доме, часто заставали Лавинию в

одиночестве на первом этаже, в то время как с заколоченною второго

доносились странные выкрики и топот ног. Она сама никогда не рассказывала,

чем ее отец и мальчик занимались там, и как-то раз она смертельно

побледнела, увидев, что смешливый торговец рыбой, заглянувший в дом,

попытался открыть дверь, ведущую на второй этаж. Торговец позднее рассказал

посетителям лавки в Данвиче, что ему послышался оттуда конский топот. Его

слушатели задумались, сразу припомнив необычную дверь и сходни, а также

скотину, которая так стремительно исчезала куда-то. После этого многие

передернулись от страха, вспомнив истории о молодых годах Старика Уотли и о

странных существах, вызывавшихся из-под земли, когда выхолощенного бычка

приносили в жертву языческим бога. К тому же было замечено, что деревенские

собаки стали ненавидеть всю " усадьбу Уотли так же яростно, как до того

ненавидели и боялись юною Уилбура.

В 1917 году пришла война и сквайр Сойер как председатель местной

призывной комиссии предпринял достаточно усилий по набору молодых мужчин

Данвича, пригодных для посылки в лагеря военной подготовки. Власти,

озабоченные признаками присущего всему региону вырождения, послали

нескольких офицеров и медицинских специалистов для выяснения этого вопроса;

читатели газет Новой Англии, видимо, вспомнят опубликованные результаты тех

исследований. Публикации привлекли внимание репортеров к семье Уотли, в

результате чего "Бостон Глоуб" и "Эркхам Эдвертайзер" напечатали красочные

статьи о необыкновенно быстром развитии Уилбура, черной магии Старика Уотли,

стеллажах со старинными книгами, заколоченном досками втором этаже

фермерского дома, о таинственности всей этой местности и о звуках,

доносящихся с холмов. Уилбуру было в то время четыре с половиной года, а

выглядел он на пятнадцать, Ею верхнюю губу и щеки покрывал темно-коричневый

пушок, а голос начинал ломаться. Эрл Сойер проводил репортеров и фотографов

к дому Уотли и обратил их внимание на странный запах, который теперь,

казалось, сочился с закрытого верхнего этажа. Это был, как он им сказал,

точно такой же запах, как и тот, что он почувствовал в сарае с

инструментами, заброшенном после того, как дом был отремонтирован; так же,

как и запах, который он иногда чувствовал, находясь у каменного кольца на

вершине. Жители Данвича, когда статьи появились в газетах, их прочитали и

посмеялись над очевидными ошибками авторов. Кроме того, они недоумевали,

почему журналисты придавали такое значение тому, что Старик Уотли всегда

платил за приобретаемый скот старинными золотыми монетами. Уотли же приняли

визитеров с плохо скрываемым раздражением, причем, не ища дальнейшей

популярности, упорно отказывались давать интервью.

В последовавшем десятилетии летопись семьи Уотли вполне вписывалась в

жизнь этой нездоровой общины привыкшей к странностям и ожесточавшейся только

во время их оргий в канун мая и на празднике Хеллоуин. Дважды в год они

разжигали костры на вершине Сторожевого Холма, и в это время грохот гор

многократно усиливался; в остальные периоды они занимались своими странными