Говард Лавкрафт

Хребты безумия

небом. Нам с Денфортом несколько

раз почудилось, что все эти конструкции состоят из отдельных гигантских

глыб, то же самое померещилось и Кэрроллу, сопровождавшему Лейка в полете.

Какое объяснение можно дать этому, я не понимал и чувствовал себя как геолог

посрамленным.

Вулканические породы часто принимают необычные формы, стоит вспомнить

хотя бы знаменитую Дорогу Великанов в Ирландии, но здесь-то, несмотря на

первоначальное предположение Лейка о наличии в горной цепи вулканов, было

нечто другое.

Необычные пещеры, рядом с которыми группировались эти диковинные

каменные образования, казались не меньшей загадкой -- слишком уж правильной

формы были отверстия. Чаще всего они представляли собой квадрат или полукруг

(что соответствовало сообщению Лейка), как если бы чья-то волшебная рука

придала этим естественным входам более законченную симметричную форму. Их

насчитывалось на удивление много, видимо, весь известняковый слой был здесь

пронизан подземными туннелями. Хотя недра пещер оставались недоступными для

наших биноклей, но у самого их входа мы кое-что могли рассмотреть, но не

заметили там ни сталактитов, ни сталагмитов. Горная поверхность вблизи пещер

была необычно ровной и гладкой, а Денфорту чудилось, что небольшие

М а ч у - П и к ч у -- город-крепость инков ХIV -- ХV вв.

Киш -- центр одного из древнейших месопотамских государств (ХХVIII в до

н. э.).

трещины и углубления складывались в непонятный узор. Немудрено, что

после пережитых в лагере потрясений узор этот смутно напомнил ему странный

точечный рисунок на зеленоватых камнях, воспроизведенный безумцами на

кошмарных ледяных надгробиях шести чудовищных тварей.

Мы медленно набирали высоту, готовясь перелететь через горы в том

месте, которое казалось относительно ниже остального хребта. Время от

времени поглядывая вниз, мы прикидывали, смогли бы покорить это ледовое

пространство, если бы у нас было не новейшее снаряжение, а то, что

применялось раньше. К нашему удивлению, подъем не отличался особой

крутизной; встречались, конечно, расселины и прочие трудные места, но все же

сани Скотта, Шеклтона или Амундсена, без сомнения, прошли бы здесь. Ледники

подступали к открытым всем ветрам перевалам -- оказавшись над нашим, мы

убедились, что и он не был исключением.

Трудно описать волнение, с которым мы ожидали встречи с неведомым миром

по другую сторону хребтов, хотя не было никаких оснований полагать, что он

существенно отличается от остального континента. Но какая-то мрачная,

гнетущая тайна чудилась в этих горах, в манящей переливчатой глубине неба

между вершинами -- это ощущение невозможно передать на бумаге, оно слишком

неопределенно и зыбко. Дело здесь, видимо, заключалось в эстетических

ассоциациях, в налете психологического символизма, вспоминались экзотическая

поэзия и живопись, в подсознании всплывали древние миры из потаенных книг.

Даже в завываниях ветра слышалась некая злобная воля; порой нам казалось,

что этот вой сопровождается какой-то дикой музыкой -- то ли свистом, то ли

трубными звуками,-- так случалось, когда ветер забирался в многочисленные

гулкие пещеры. Звуки эти вызывали у нас какое-то неосознанное отвращение --

сложное, необъяснимое чувство, которое возникает, когда сталкиваешься с

чем-то порочным.

Мы немного снизили высоту и теперь летели, согласно показаниям

анероида, на высоте 23 570 футов -- район вечных снегов остался внизу. Выше

нас чернели только голые скалистые вершины, облепленные загадочными кубами и

крепостными валами и продырявленные поющими пещерами,-- все это создавало

ощущение чего-то ненатурального, фантастического, иллюзорного; отсюда

начинали свой путь и остроконечные ледники. Вглядываясь в высоченные пики,

я, кажется, видел тот, упомянутый несчастным Лейком, на вершине которого ему

померещился крепостной вал. Пик этот был почти полностью затянут особым

антарктическим туманом -- Лейк принял его за признаки вулканической

активности. А перед нами лежал перевал, и ветер, завывая, проносился меж его

неровных и мрачно насупленных каменных стен. Дальше простиралось небо, по

нему, освещенному низким полярным солнцем, ползли кудрявые облачка. Внизу же

находился тот неведомый мир, который еще не удавалось лицезреть смертному.