Говард Ф.Лавкрафт

Тайна среднего пролета

что приблизился к нему,

однако и этого оказалось достаточно, чтобы ощутить сквозняк и сделать вывод,

что под этой подземной комнатой есть потайной ход, ведущий наружу. Я

вернулся в тоннель, но не пошел обратно в дом, а проследовал дальше.

Пройдя примерно с три четверти мили, я уперся в массивную деревянную

дверь, запертую на засов с моей стороны. Я поставил лампу на пол, снял засов

и толкнул дверь. Передо мной возникли густые заросли, благодаря которым вход

в тоннель был надежно замаскирован от посторонних глаз. Я двинулся напролом

через чащу, и вскоре моему взору открылся великолепный вид на сельскую

местность, расстилавшуюся далеко во все стороны от подножия холма, на склоне

которого я стоял. На некотором расстоянии впереди виднелся Мискатоник с

перекинутым через него каменным мостом; повсюду были разбросаны одиночные

фермы, но, судя по их запущенному виду, в них уже никто не жил. С минуту я

стоял, завороженно глядя на развернувшуюся передо мной панораму, а затем

пустился в обратный путь, размышляя на ходу о предназначении хитроумного

тоннеля, подземной комнаты и того, что в ней находилось. Так и не придя ни к

какому определенному выводу, я остановился на том, что все это служило в

качестве потайного хода, но зачем и кому был нужен этот ход, осталось для

меня неясным.

Вернувшись в дом, я решил, что вторым этажом займусь как-нибудь в

другой раз, а пока попытаюсь навести порядок в кабинете. Бумаги,

разбросанные по столу и вокруг него, отодвинутый в спешке стул все указывало

на то, что мой двоюродный дед был срочно куда-то вызван и покинул кабинет,

оставив в нем все, как есть, с тем чтобы никогда больше в него не вернуться.

Я знал, что мой двоюродный дед Септимус Бишоп, будучи человеком

состоятельным, всецело посвятил себя научным изысканиям. Не исключено, что

предметом этих изысканий была астрономия, в том числе и те ее области, где

она соприкасается с астрологией, хотя последнее было маловероятно. Все это я

мог бы разузнать поточнее, если бы он постоянно переписывался с кем-нибудь

из своих братьев, живших в Англии, или вел дневник или хотя бы пользовался

записной книжкой но, увы, ни в письменном столе, ни среди бумаг я не

обнаружил ничего подобного. Содержание самих бумаг было для меня темным

лесом. Бесчисленные графики и чертежи состояли сплошь из одних дуг и

загогулин, в которых я ничего не понял, а потому недолго думая отнес их к

геометрии. Текстовая же часть была выполнена не на английском, а на каком-то

древнем языке, и даже для меня, свободно читающего по латыни и еще на

полудюжине языков, имеющих хождение на континенте, была абсолютно

непостижимой.

К счастью, в бумагах оказалась аккуратная связка писем, и после легкого

обеда, состоявшего из сыра, хлеба и кофе, я взялся за их разборку. Первое же

из писем повергло меня в изумление. Оно было без адреса и имело заголовок

"Звездная мудрость". Вот что гласило это письмо, начертанное затейливым

почерком посредством плакатного пера:

"Именем Азатота, силой знака Сияющего Трапецоэдра, ты постигнешь все,

как только призовешь Духа Тьмы. Дождись наступления ночи и не зажигай света,

ибо Тот, кто следует тропою тьмы, не показывает себя и сторонится света. Ты

узнаешь все тайны. Рая и Ада. Все загадки миров, неведомых живущим на Земле,

откроются тебе.

Храни терпение и помни, что, несмотря на многие невзгоды, мы

по-прежнему благоденствуем и тайне от всего мира у себя в Провиденсе".

В конце стояла подпись Эйсенаф Баун (или Браун я точно не разобрал).

Остальные письма были примерно в том же духе, представляя собой послания

самого эзотерического толка. В них трактовались мистические материи,

занимавшие умы людей в средние века в эпоху расцвета всевозможных суеверий и

канувшие в небытие вместе с этой эпохой, а потому ничего не говорившие

современному человеку. Какое было дело до них моему двоюродному деду если,

конечно, он специально не изучал проблему возрождения мистической культовой

практики в наши дни осталось для меня тайной.

Я прочел все письма до одного. Моего двоюродного деда приветствовали в

них от имени Великого Ктулху, Хастура Невыразимого, Шуб-Ниггурата, Бе-лиала,

Вельзевула и так далее. Создавалось впечатление, что корреспондентами