Говард Ф.Лавкрафт

Ужас в музее

такой болезненно-пронзительный визг.

Помня заверения помощника Роджерса, что в музее не водится никаких

собак, Джонс тем не менее недоверчиво заглянул во все три маленькие оконца

подвальной рабочей комнаты - узкие прямоугольнички, горизонтально

протянувшиеся вдоль поросшего травой тротуара, с тусклыми оконными стеклами,

которые таращились отчужденно и тупо, наподобие глаз дохлой рыбы. Слева от

них вниз, непроницаемых для взгляда и накрепко запертой двери, вела лестница

с истертыми каменными ступенями. Что-то побудило Джонса наклониться поближе

к сырым, потрескавшимя булыжникам и заглянуть внутрь в надежде, что толстые

зеленые шторы, подымаемые с помощью длинных шнуров, могли оказаться

незадернутыми. Наружную поверхность стекол густо покрывала грязь, но он

протер их носовым платком и понял, что его взгляду не препятствует никакая

темная завеса.

В подвале было так темно, что увидеть в нем удавалось немногое, однако,

переходя от одного оконца к другому, Джонс все же постепенно рассмотрел все

призрачное хозяйство комнаты, воспроизводящей для музея эти фантомные

гротески. Поначалу ему думалось, что внутри помещения нет ни души, но когда

он пристальнее вгляделся в крайнее справа оконце - самое ближнее к входу на

аллею, - то заметил в дальнем углу световое пятно. Изумлению его не было

конца. Света там быть не могло! Он помнил, что в той стороне комнаты не было

ни газового, ни электрического светильника. Присмотревшись внимательней, он

определил источник света как широкий, вертикально поставленный,

прямоугольник. И тут его вдруг осенило. Свет горел в том конце комнаты, где

он всегда видел тяжелую дощатую дверь с необычно большим висячим замком - ту

дверь, которая никогда не открывалась и на которой был грубо намалеван

страшный тайный символ, упоминаемый в запретных книгах древних чародеев и

магов. Значит, сейчас она распахнута, и в расположенном за ней помещении

горит свет. Уже давно занимающие его ум соображения о том, куда ведет эта

дверь и что находится за ней, заклубились в душе его с утроенной силой.

До самых шести часов Джонс все бродил и бродил бесцельно вокруг

мрачного места, но потом повернул ко входу в музей, чтобы все-таки

повидаться с Роджерсом. Едва ли он осознавал отчетливо, почему вдруг ему

захотелось именно сейчас встретиться с угрюмым, недобро глядящим человеком -

может быть, как раз из-за этих странных фактов, внушающих самые тяжкие

подозрения: необъяснимого, не имеющего определенного источника собачьего

визга, загадочного света в проеме таинственной двери с тяжелым висячим

замком... Когда он появился в музее, служители уже готовы были уйти, и ему

показалось, что Орабона - смуглый, с чертами чужеземца, помощник Роджерса -

глянул на него словно бы с затаенной, подавленной усмешкой. Взгляд этот

неприятно поразил его, хотя, впрочем, Джонс помнил, что дерзкий малый точно

так же посматривал порой на собственного хозяина.

В своем безлюдье сводчатый демонстрационный зал выглядел еще ужасней,

но Джонс решительно, широкими шагами пересек его и негромко постучал в дверь

рабочей комнаты. С ответом явно медлили, хотя внутри слышались шаги.

Наконец, после повторного стука, запор загрохотал, и старинная

шестифиленчатая дверь, заскрипев, как бы с неохотой, отворилась, чтобы

показать словно бы нахохлившуюся, но с лихорадочно горящим взором, фигуру

Джорджа Роджерса. С первого взгляда можно было понять, что он не в своем

обычном настроении. В его приветственных словах сквозило странное смешение

двух чувств - нежелание видеть сейчас помешавшего ему человека, и в то же

время явного злорадства из-за того, что он все-таки явился; и сейчас же он

горячо заговорил о предмете самого зловещего и неправдоподобного рода.

Реликтовые древние боги - отвратительные ритуалы жертвоприношений -

намеки на вовсе, пожалуй, не искусственное происхождение иных ужасных

экспонатов, собранных за перегородкой с табличкой "Только для взрослых" - то

была уже ставшая привычной для Роджерса хвастливая болтовня, но звучавшая

сегодня в тоне особенной, все возрастающей доверительности. Похоже, думал

про себя Джонс, безумие все более властно овладевает бедным малым.

Временами Роджерс поглядывал то на тяжелую, с висячим замком,