Говард Ф.Лавкрафт

Ужас в музее

родов и видов; в одной из стенных ниш высились груды восковых плиток,

окрашенных в цвет мяса, тут же пестрели полки, забитые разноцветными

жестянками с краской и кистями всевозможного назначения. Середину комнаты

занимала большая плавильная печь для разогрева воска при отливке фигур; над

ее топкой висел на шарнирах огромный металлический ящик с носиком,

позволяющий вылить расплавленную массу в форму одним лишь легким

прикосновением пальца.

Прочие предметы в этом мрачном склепе гораздо менее поддавались

описанию - то были отдельные части загадочных организмов, которые вкупе,

видимо, обращались в самые бредовые фантомы. В глубине комнаты виднелась

сбитая из тяжелых досок дверь, запертая на необычно громадный висячий замок,

на ней был грубо намалеван многозначительный символ. Джонс, некогда имевший

доступ к "Некрономикону", невольно вздрогнул при виде знакомого зловещего

знака. Очевидно, владелец музея и в самом деле был вхож в темные

сомнительные сферы и мог беспрепятственно изучать запретные книги.

Ни в малой степени не разочаровала Джонса и беседа с Роджерсом. То был

высокий, худощавый человек с большими черными глазами, пылающими с каким-то

вызовом на бледном щетинистом лице; едва ли знала гребень его шевелюра.

Вторжение Джонса не возмутило его - напротив, он был, видимо, рад

возможности всласть выговориться перед гостем, проявившим интерес к его

занятиям. Он обладал голосом необычной глубины и звучности, словно таящим в

себе некую приглушенную до времени энергию, граничащую с

лихорадочно-истерическим состоянием. И Джонс более не удивлялся тому, что

многие полагали Роджерса маньяком.

С каждой встречей - а они через несколько недель вошли в привычку и

сделались оживленнее - Джонс находил своего нового знакомца все более

общительным и склонным доверяться гостю во всем. С самого начала владелец

музея не скрывал неординарности своих убеждений и деятельности, а со

временем чрезвычайно странными стали казаться и его рассказы,

экстравагантность которых, даже подтвержденная столь же диковинными

фотографиями, производила почти комическое впечатление. В один из июньских

вечеров Джонс принес с собой бутылку превосходного виски и принялся щедро

потчевать им хозяина; тогда-то впервые и завязалась поистине безумная

беседа. Бывало, что и прежде Роджерс рассказывал достаточно дикие истории -

о каких-то таинственных экспедициях в Тибет, в глубину Африки, в аравийские

пустыни, в долину Амазонки, на Аляску, на малоизученные острова в южной

части Тихого океана; вдобавок ко всему он утверждал, что прочел такие

чудовищные, неправдоподобные фантасмагорические книги, как собрание

фрагментов из доисторических сказаний Пнакотических рукописей и песнопений

Дхол, приписываемых злобному и бесчеловечному Ленгу, - но ничто из всего

этого не показалось Джонсу в этот июньский вечер столь безумным, как

вырвавшееся из уст его хозяина под воздействием виски, признание.

Роджерс начал с туманныз, но притом хвастливых намеков - ему якобы

удалось открыть в природе нечто совершенно неизведанное, и он привез с собой

из экспедиции реальное подтверждение своего открытия. Судя по пьяным его

разглагольствованиям, он ушел намного дальше всех прочих мистиков в

толковании загадочных, исходящих из седой древности книг, и они ясно указали

ему на некоторые удаленные места земли, где затаились феноменальные

реликтовые существа - пережитки эпох и жизненных циклов, протекших задолго

до появления человека, а в иных случаях связанных с другими мирами и

измерениями, общение с которыми было достаточном частым в давно забытые

времена. Джонса поражали неистовость воображения, способного породить

подобные идеи, и теперь ему все мучительнее хотелось угадать, какое же путь

духовного развития прошел обладающий подобной фантазией человек. Дала ли ей

толчок работа в музее мадам Тюссо, среди болезненно гротесковых восковых

фигур, или то была врожденная его склонность, и выбор рода занятий стал лишь

одним из ее проявлений? Так или иначе, становилось ясно, что деятельность

этого человека была теснейшим образом связана с его неповторимо

оригинальными понятиями об окружающем мире. Все яснее выступала природа

самых мрачных его намеков по поводу