Пир

Аполлодор и его друг

значит, кроме врачебного искусства, которое, как я сказал, подчинено всецело Эроту, этот бог управляет

также гимнастикой и земледелием. Что касается музыки, то каждому мало-мальски наблюдательному

человеку ясно, что с нею дело обстоит точно так же, и именно это, вероятно, хочет сказать Гераклит, хотя

мысль его выражена не лучшим образом. Он говорит, что единое, 'расходясь, само с собою сходится',

примером чего служит гармония лука и лиры. Однако очень нелепо утверждать, что гармония - это

раздвоение или что она возникает из различных начал. Вероятно, мудрец просто хочет сказать, что гармония

возникает из звуков, которые сначала различались по высоте, а потом благодаря музыкальному искусству

друг к другу приладились. Ведь не может же возникнуть гармония только оттого, что один звук выше, а

другой ниже. Гармония - это созвучие, а созвучие - это своего рода согласие, а из начал различных, покуда

они различны между собой, согласия не получается. И опять-таки, раздваивающееся и несогласное нельзя

привести в гармонию, что видно и на примере ритма, который создается согласованием расходящихся

сначала замедлений и ускорений. А согласие во все это вносит музыкальное искусство, которое

устанавливает, как и искусство врачебное, любовь и единодушие. Следовательно, музыкальное искусство

есть знание любовных начал, касающихся строя и ритма. Впрочем, в самом строении гармонии и ритма

нетрудно заметить любовное начало, и любовь здесь не двойственна. Но когда гармонию и ритм нужно

передать людям, то есть либо сочинить музыку, что называется мелопеей, либо правильно воспроизвести

уже сочиненные лады и размеры, что достигается выучкой, тогда эта задача трудна и требует большого

искусника. Ведь тут снова вступает в силу известное уже положение, что угождать следует людям

умеренным, заставляя тех, кто еще не отличается умеренностью, стремиться к ней, и что любовь умеренных,

которую нужно беречь, - это прекрасная, небесная любовь. Это - Эрот музы Урании. Эрот же Полигимнии

пошл, и прибегать к нему, если уж дело дошло до этого, следует с осторожностью, чтобы он принес

удовольствие, но не породил невоздержности. Точно так же и в нашем ремесле очень важно верно направить

желания, связанные с поварским искусством, чтобы удовольствие не оказалось чревато заболеванием.

Итак, и в музыке, и во врачеванье, и во всех других делах, и человеческих и божественных, нужно,

насколько это возможно, принимать во внимание обоих Эротов, ибо и тот и другой там присутствуют. Даже

свойства времен года зависят от них обоих. Когда началами, о которых я говорил, теплом и холодом,

сухостью и влажностью овладевает любовь умеренная и они сливаются друг с другом рассудительно и

гармонично, год бывает изобильный, он приносит людям, животным и растениям здоровье, не причиняя им

никакого вреда. Но когда времена года попадают под власть разнузданного Эрота, Эрота-насильника, он

многое губит и портит. Ведь из-за этого обычно возникают заразные и другие болезни, поражающие

животных и растения. Ибо и иней, и град, и медвяная роса происходят от таких преувеличенных,

неумеренных любовных вожделений, знание которых, когда дело касается движения звезд и времен года,

именуется астрономией.

Но и жертвоприношения, и все, что относится к искусству гадания и в чем состоит общение богов и людей,

тоже связано не с чем иным, как с охраной любви, с одной стороны, и врачеванием ее - с другой. Ведь всякое

нечестие возникает обычно тогда, когда не чтут умеренного Эрота, не угождают ему, не отводят ему во всем

первого места, а оказывают все эти почести другому Эроту, идет ли речь о родителях - живых ли, умерших

ли - или о богах. На то и существует искусство гадания, чтобы следить за любящими и врачевать их; вот и

получается, что гадание - это творец дружбы между богами и людьми, потому что оно знает, какие

любовные вожделения людей благочестивы и освящены обычаем.

Вот сколь большим и многообразным, вернее сказать неограниченным, могуществом обладает всякий

вообще Эрот, но Эрот, который у нас и у богов ведет ко благу, к рассудительности и справедливости, - этот

Эрот обладает могуществом поистине величайшим и приносит нам всяческое блаженство, позволяя нам

дружески общаться между собой и даже с богами, которые совершеннее нас.

Возможно, что и я в своем похвальном слове Эроту многого не сказал, хотя так получилось не по моей воле.

Но если я что-либо упустил, твое дело, Аристофан, дополнить мою речь. Впрочем, может быть, ты