Пир

Аполлодор и его друг

не научит их лучше, чем любовь. Чему же она

должна их учить? Стыдиться постыдного и честолюбиво стремиться к прекрасному, без чего ни государство,

ни отдельный человек не способны ни на какие великие и добрые дела. Я утверждаю, что, если влюбленный

совершит какой-нибудь недостойный поступок или по трусости спустит обидчику, он меньше страдает, если

уличит его в этом отец, приятель или еще кто-нибудь, - только не его любимец. То же, как мы замечаем,

происходит и с возлюбленным: будучи уличен в каком-нибудь неблаговидном поступке, он стыдится больше

всего тех, кто его любит. И если бы возможно было образовать из влюбленных и их возлюбленных

государство или, например, войско, они управляли бы им наилучшим образом, избегая всего постыдного и

соревнуясь друг с другом; а сражаясь вместе, такие люди даже и в малом числе побеждали бы, как

говорится, любого противника: ведь покинуть строй или бросить оружие влюбленному легче при ком

угодно, чем при любимом, и нередко он предпочитает смерть такому позору; а уж бросить возлюбленного на

произвол судьбы или не помочь ему, когда он в опасности, - да разве найдется на свете такой трус, в

которого сам Эрот не вдохнул бы доблесть, уподобив его прирожденному храбрецу? И если Гомер говорит,

что некоторым героям отвагу внушает бог, то любящим дает ее не кто иной, как Эрот.

Ну, а умереть друг за друга готовы одни только любящие, причем не только мужчины, но и женщины. У

греков убедительно доказала это Алкестида, дочь Пелия: она одна решилась умереть за своего мужа, хотя у

него были еще живы отец и мать. Благодаря своей любви она настолько превзошла обоих в привязанности к

их сыну, что всем показала: они только считаются его родственниками, а на самом деле - чужие ему люди;

этот ее подвиг был одобрен не только людьми, но и богами, и если из множества смертных, совершавших

прекрасные дела, боги лишь считанным даровали почетное право возвращения души из Аида, то ее душу они

выпустили оттуда, восхитившись ее поступком. Таким образом, и боги тоже высоко чтут преданность и

самоотверженность в любви. Зато Орфея, сына Эагра, они спровадили из Аида ни с чем и показали ему лишь

призрак жены, за которой тот явился, но не выдали ее самой, сочтя, что он, как кифаред, слишком изнежен,

если не отважился, как Алкестида, из-за любви умереть, а умудрился пробраться в Аид живым. Поэтому

боги наказали его, сделав так, что он погиб от рук женщины, в то время как Ахилла, сына Фетиды, они

почтили, послав на Острова блаженных; узнав от матери, что он умрет, если убьет Гектора, а если не убьет,

то вернется домой и доживет до старости, Ахилл смело предпочел прийти на помощь Патроклу и, отомстив

за своего поклонника, принять смерть не только за него, но и вслед за ним. И за то, что он был так предан

влюбленному в него, безмерно восхищенные боги почтили Ахилла особым отличием. Эсхил говорит вздор,

утверждая, будто Ахилл был влюблен в Патрокла: ведь Ахилл был не только красивей Патрокла, как,

впрочем, и вообще всех героев, но, по словам Гомера, и гораздо моложе, так что у него даже борода еще не

росла. И в самом деле, высоко ценя добродетель в любви, боги больше восхищаются, и дивятся, и

благодетельствуют в том случае, когда любимый предан влюбленному, чем когда влюбленный предан

предмету своей любви. Ведь любящий божественнее любимого, потому что вдохновлен богом. Вот почему,

послав Ахилла на Острова блаженных, боги удостоили его большей чести, чем Алкестиду. Итак, я

утверждаю, что Эрот - самый древний, самый почтенный и самый могущественный из богов, наиболее

способный наделить людей доблестью и даровать им блаженство при жизни и после смерти.

Речь Павсания: два Эрота

Вот какую речь произнес Федр. После Федра говорили другие, но их речи Аристодем плохо помнил и

потому, опустив их, стал излагать речь Павсания. А Павсаний сказал:

- По-моему, Федр, мы неудачно определили свою задачу, взявшись восхвалять Эрота вообще. Это было бы

правильно, будь на свете один Эрот, но ведь Эротов больше, а поскольку их больше, правильнее будет

сначала условиться, какого именно Эрота хвалить. Так вот, я попытаюсь поправить дело, сказав сперва,

какого Эрота надо хвалить, а потом уже воздам ему достойную этого бога хвалу. Все мы знаем, что нет

Афродиты без Эрота; следовательно, будь на свете одна Афродита, Эрот был бы тоже один; но коль скоро

Афродиты две, то и Эротов должно быть два. А этих богинь, конечно же, две: старшая, что без матери, дочь