Григорий Климов

Песнь победителя (Часть 2)

Теперь, после вторжения Василия Ивановича, приходится переменить пластинку.

«О! Даже Троцкого вспомнили», — говорит капитан, обращаясь к лейтенанту Компаниец. — «Глянь, Семён Борисович. Что это, собственно, такое — перманентная революция?»

«Да какие-то там тактические расхождения», — отвечает лейтенант неохотно. Он углубился в учебник немецкого языка и старается не обращать внимания на окружающее.

«Ну, да — тактические расхождения», — отвечает за него Василий Иванович. — «Один говорит — давай ломиться спереди, а другой — нет, давай сзади. Один говорит — давай сегодня, а другой — нет, давай завтра. Это даже в «Кратком Курсе» написано, товарищ капитан», — делает он ссылку на учебник ВКП(б), чтобы придать веса своим словам.

«Что-то я не помню, чтобы там так было написано», — осторожно замечает Багдасарьян.

«Там ещё про «ножницы» было написано. Знаете что это такое? По крестьянскому вопросу».

«Не помню...»

«Это тоже Троцкий с товарищем Сталиным спорили», — Василий Иванович стрижет в воздухе пальцами. — «Один говорит — мужика нужно стричь, а другой говорит — церемониться нечего, можно брить. Так все и спорили — стричь или брить. Я вот только не понял, кто хотел брить, а кто стричь».

Капитан делает вид, что не слышит его слов.

«Да, всё тактические расхождения. После Николашки трон пустой остался», — бормочет экс-солдат и начинает играть своей шляпой, насаживая её то на одно колено, то на другое — «Каждому влезть хочется... Говорят, когда товарищ Ленин умирал, то завещание оставил. Вы не слыхали, товарищ капитан?»

«Нет».

«Там, говорят, забавно было написано. Вроде товарищ Ленин того...»

Капитан Багдасарьян, уже до этого беспокойно ерзавший на стуле, решает прекратить опасный разговор. В Советском Союзе существует легенда, что в своем предсмертном политическом завещании Ленин так охарактеризовал своих двух наследников: «Троцкий — умный подлец, а Сталин — подлый дурак».

Шептали, что Ленин на смертном одре передал это завещание своей жене Крупской, у которой Сталин забрал его силой. Самую Крупскую «верный друг и ученик» её супруга отправил к праотцам вслед за своим «учителем».

Завещание, согласно легенде, по сей день хранится в личном сейфе Сталина, куда имеет доступ только он один. Такова легенда. Если она и не соответствует истине, то довольно наглядно характеризует мнение народа о своих «вождях».

Вполне понятно, почему капитан Багдасарьян постарался перевести разговор на другую тему.

«Глянь, Семён Борисович», — снова пытается он отвлечь своего товарища от изучения немецких склонений — «Какой шум иностранные газеты подняли из-за Зощенко. Написал он какие-то «Приключения одной обезьяны». Ты не читал — что это такое?»

Лейтенант Компаниец не поднимает глаз от учебника. За него отвечает Василий Иванович.

«Не знаете, что это такое, товарищ капитан?» — с деланным удивлением спрашивает он. Видно, что он хорошо знаком с темой и старается вызвать капитана на разговор.

«А ты что — читал?» — спрашивает капитан, удивлённый знакомством простого шофёра с новейшей литературой.

«Да нет, не читал. Слыхал. Знаете, товарищ капитан, мы — шофёры народ такой — всё знаем. Всяких умных людей возить приходится — и Соколовского и самого Вячеслав Михайловича. Тут всё знать будешь».

«Ну, ладно — так что тебе Соколовский рассказывал?» — скептически соглашается капитан.

Василий Иванович, задетый недоверием к его осведомленности, прочищает горло и начинает: «К-х-а, к-х-а... Жила-была, во-первых, обезьяна. Где-то там в Ленинграде. Надо полагать, уже война была к тому времени».

Он достает кисет с табаком и скручивает, не торопясь, сигаретку: «Разрешите, товарищ капитан, у вас немного газеты оторвать. В газете оно смачней получается».

«Ну, пришла этой обезьяне однажды блажь пожить среди людей. Культурой подышать захотела. Сказано — сделано, взяла и спрыснула. Ну, сначала села для интереса в трамвай. Когда села — была форменная обезьяна, а вылезла — ни обезьяна, ни человек.

Потом пошла в баню. Ну, вы сами знаете — как оно там. Помыться не помылась, а блох набралась. Потом пожрать ей захотелось. Заходит в магазин. Поглядела, поглядела — и пошла дальше голодная».

Василий Иванович с наслаждением затягивается сигареткой из бумаги «Теглихе Рундшау».

«Где она ещё была — не знаю. Кончилось тем, что прибежала назад в клетку, захлопнула дверку и дрожит мелким бесом. Говорят ещё