Григорий Климов

Песнь победителя (Часть 2)

. Не слишком противоречить Востоку.

Великий союзник на Востоке представлен советским генералом Шабалиным, смертельно боящимся слова «политика», да ещё майором Климовым, одновременно совмещающим обязанности секретаря, переводчика и советника по всем вопросам. На первое заседание мы приехали как на пикник.

Несмотря на то, что мы были во всеоружии коммунистической теории, мне стало неуютно на душе, когда я увидел многочисленный состав других делегаций и ознакомился с их персональными данными.

В то время я наивно полагал, что на этих заседаниях будет действительно что-то решаться. С таким же успехом с советской стороны мог участвовать и один человек — самый обычный почтальон.

На западном фронте без перемен. Объединённые силы союзников настаивают на формулировке «политикс», генерал Шабалин уже третий час категорически твердит: «Никакой политики. На Потсдамской Конференции...» В подтверждение он вытаскивает из папки газету и показывает места, отчёркнутые красным карандашом.

Учёные мужи Запада в свою очередь достают газеты и начинают сверять тексты — может быть действительно всё решено? Нет, один раз поехать на заседание Контрольного Совета — это очень интересно, интересней чем в оперетку.

Но присутствовать на них еженедельно — опасно, можно заболеть расстройством нервной системы. Ведь полдня бьются над одним единственным словом в повестке дня будущего заседания!

Участники заседания довольно недвусмысленно поглядывают на часы. Западноевропейский желудок привык к точности. Наконец генерал Шабалин не выдерживает и официально заявляет: «Вы что от меня, собственно, хотите — изнасиловать? Да?!»

Переводчики склоняют голову на бок, — уж не ослышались ли они. Затем, не зная как это принять — в шутку или всерьез, неуверенно спрашивают: «Так и переводить?»

«Так и переводить», — отвечает генерал.

Я углом глаз смотрю на хорошенькую, с точёным как камея профилем, секретаршу генерала Сержен. «Как придутся по вкусу парижанке русские остроты?» — думаю я.

Сэр Перси Милльс старается показать, что ему очень весело и растягивает углы рта в улыбку.

Генерал Дрейпер, как председательствующий на этом заседании, встает и говорит: «Предлагаю закончить заседание. Пойдемте обедать!» То ли он, в самом деле, проголодался, то ли ему стало дурно от советской дипломатии. Все облегчённо вздыхают и заседание заканчивается.

Мы вышли победителями. Оттянули время пока на неделю, а дальше — видно будет. Сегодня ночью генерал Шабалин будет иметь возможность позвонить по «вертушке» и спросить у тов. Микояна — можно ли ставить политику на повестку дня или нельзя.

Пока мы митингуем, Особый Комитет по демонтажу и Репарационное Управление генерала Зорина работают. Союзнички будут поставлены перед совершившимся фактом. О’кэй! В конце концов, каждый защищает свои интересы.

В Контрольном Совете я впервые имею возможность лично познакомиться с нашими западными союзниками.

Во время войны, сначала в Горьком, а затем в Москве, я встречал, вернее видел, многих американцев и англичан. Там у меня не было официального повода для личного контакта, а без специального разрешения НКВД каждое, пусть самое безобидное, знакомство или разговор с иностранцем в Советском Союзе являются безумием.

По этому вопросу не существует никаких запретов, но каждый советский гражданин твёрдо знает, что за роковые последствия может повлечь за собой такое легкомыслие.

Даже, если кто-либо даст на улице прикурить иностранцу, то его следом вызовут в НКВД и учинят строжайший допрос. Это в лучшем случае. В худшем случае он может попасть в «шпионы» и пополнить ряды рабочей силы в лагерях НКВД.

Чтобы воспрепятствовать контакту советских людей с иностранцами Кремль пустил легенду, что все иностранцы — шпионы, а, следовательно, и каждый, кто входит с ними в контакт, тоже шпион. Просто, как дважды два — четыре.

Универсальным достижением советского строя является узаконенное беззаконие и в конечном итоге — преувеличенный сковывающий страх перед властью. Страх висит над головой каждого, как топор. В руках Кремля гипнотизирующий страх служит одним из основных средств воспитания и руководства массами. Это тоже один из всемогущих членов Политбюро, от которого не свободен никто из остальных тринадцати мудрецов.