Рудольф Штайнер

Истина и наука

придает наукам истинную ценность, это только философское изложение

человеческого значения их результатов. Такому изложению и хотел я

содействовать. Но, может быть, наука нашего времени вовсе и не требует

своего философского оправдания? Тогда очевидно двоякое: во-первых, что я дал

ненужный труд, во-вторых, что современная ученость бредет наугад и не знает

сама, чего хочет.

В заключение этого предисловия я не могу воздержаться от одного личного

замечания. Я до сих пор излагал мои философские взгляды всегда в связи с

миросозерцанием Гете; в это мировоззрение я был впервые введен глубоко

почитаемым мною учителем Карлом Юлиусом Шрэером, который стоит потому так

высоко для меня в области изучения Гете, что его взгляд всегда восходит за

пределы частного к идеям.

Я надеюсь, что этим трудом я показал, что здание моих мыслей

представляет нечто целое, в себе самом обоснованное, которое нет нужды

выводить из миросозерцания Гете. Мои мысли в том виде, как они здесь

изложены и будут развиты дальше в 'Философии Свободы', возникли в

продолжение многих лет. Я исхожу только из глубокого чувства благодарности,

говоря, что исполненное любви отношение, которое я встретил в семье Шпехт в

Вене, когда на моей обязанности лежало воспитание детей этой семьи,

представило единственную по своей желательности среду для выработки моих

идей. И далее, настроением, нужным для последней законченности некоторых

мыслей моей, пока еще только намеченной в последней главе этой книги

'Философии Свободы', я обязан живым беседам с моим высокоценным другом Розой

Майредер в Вене, литературные работы которой, вытекающие из ее тонкой,

благородной, художественной натуры, нужно надеяться, скоро увидят свет.

Написано в Вене

в начале декабря 1891 года. Д-р Рудольф Штейнер.



Введение

Последующие рассуждения имеют задачей правильно формулировать,

посредством доходящего до последних элементов анализа акта познания,

проблему познания и наметить путь к ее решению. Они показывают путем критики

различных теорий познания, основанных на кантовском ходе мысли, что с этой

точки зрения никогда не будет возможно решение поставленных вопросов. При

этом надо, конечно, признать, что точное определение понятия данного, как мы

это пытаемся здесь сделать, было бы чрезвычайно затруднено без

предварительных основных работ Фолькельта1 с их основательными

исследованиями понятия познания. Но мы надеемся, что мы положили основание

опровержению субъективизма, присущего теориям познания, исходящим из Канта;

а именно, мы думаем, что мы сделали это, показав, что субъективная форма, в

которой образ мира является для акта познания до обработки этого образа

через посредство науки, есть только необходимая ступень, преодолеваемая в

самом процессе познания. Для нас так называемый опыт, который позитивизм и

неокантианство так охотно хотели бы выдать за единственно достоверный,

является как раз самым субъективным. И, показывая это, мы обосновываем

объективный идеализм как необходимое следствие понимающей себя самое теории

познания. Этот идеализм отличается от метафизического, абсолютного идеализма

Гегеля тем, что он ищет основание для расщепления действительности на данное

бытие и понятие в субъекте познания и видит связь их не в объективной

мировой диалектике, а в субъективном процессе познания. Автор этих строк уже

излагал однажды в литературе эту точку зрения в 1885 г. в своих 'Основных

чертах теории познания. Берлин и Штутгарт', на основании исследований,

которые, правда, существенно отличались от настоящих по методу и в которых

отсутствует также восхождение до первых элементов познания.

Новейшая литература, принимаемая во внимание в этих рассуждениях,

следующая. Мы приводим не только то, к чему имеет непосредственное отношение

наше изложение, но и все те труды, в которых трактуются вопросы, близкие к

изложенным нами. Мы не считаем нужным приводить сочинения собственно

философских