Петр Демьянович Успенский

Новая модель вселенной (Часть 3)

в то же время урановешенный. На портрете он как будто видит что-то такое, чего нельзя увидеть никому, вернее, то, чего никто не смеет увидеть. Кажется также, что он присматривается к самому себе, наблюдая за каждым свлим чувством, за каждой мыслью. Это взор ясновидца и мечтателя - но также и человека необыкновенной силы и храбрости.

Впечатление от Тадж-Махала при свете дня оказалось не только не слабее ночного, но, пожалуй, усилилось. Белый мрамор среди зелени удивительно контрастирует с синим небом, и вы одним взглядом схватываете больше мелочей и частностей, чем ночью. Внутри здания ещЈ сильнее поражает роскошь украшений и сказочные цветы - красные, жЈлтые, синие вместе с зелЈными гирляндами, сплетения мраморных листьев и цветов, узорные решЈтки, и всЈ это - душа царицы Мумтаз-и-Махал.

Я провЈл в саду, окружающем Тадж-Махал весь следующий день, до самого вечера. Приятнее всего было сидеть на балконе, на верху башенных ворот. Внизу раскинулся сад, его пересекали кипарисовая аллея и линия фонтанов, доходящая до самой мраморной платформы, на которой стоит Тадж-Махал. Под кипарисами медленно двигались группы посетителей-мусульман в одеждах и тюрбанах мягких тонов и самых разнообразных цветов: бирюзовых, лимонно-жЈлтых, светло-зелЈных, жЈлто-розовых. Надев очки, я долго наблюдал за светло-оранжевым тюрбаном бок о бок с изумрудной шалью. Снова и снова мелькали они за деревьями, а затем появились на мраморной лестнице, ведущей в мавзолей. Далее они исчезли у входа в Тадж-Махал; потом их можно было увидеть среди куполов на крыше. По кипарисовой аллее двигалось непрерывное шествие цветных одеяний и тюрбанов - плыли синие, жЈлтые, зелЈные, розовые ьюрбаны, шали и кафтаны. Не было видно ни одного европейца.

Тадж-Махал - место паломничества и прогулок горожан. Здесь встречаются влюблЈнные; вы видите детей с большими тЈмными глазами, спокойных и тихих, как все индийские дети; здесь проходят глубокие старики и калеки, женщины с маленькими детьми, нищие, факиры...

Перед вами появляются все лица, все типы мусульманской Индии.

Глядя на них, я испытывал странное чувство: мне казалось, что и это было частью плана строителей Тадж-Махала, частью их мистического замысла соприкосновения души с целым миром, с целой жизнью, которая со всех сторон непрерывно вливается в эту душу.

1914 г.

6. Дервиши мевлеви.

Впервые я увидел их в 1908 году, когда Константинополь был ещЈ жив. Позднее он умер. Именно они были душой Константинополя, хотя об этом никто не знал.

Помню, как я вошЈл во двор одного тэккэ на верхней части 'Юксэк Кальдерим', шумной и в те времена типично восточной улицы, которая своими ступеньками поднимается высоко по холму от моста через Золотой Рог к главной улице Пера.

Вертящиеся дервиши! Я ожидал маниакальной яркости безумия - неприятного и болезненного зрелища; и даже колебался, идти ли мне туда. Но двор тэккэ с его старыми зелЈными платанами и древними гробницами на старинном, попросшем травой кладбище поразил меня своим дивным воздухом, атмосферой мира и спокойствия.

Когда я подошЈл к дверям тэккэ, церемония уже началась; я услышал странную, негромкую музыку флейт и приглушЈнных барабанов. Впечатление было неожиданным и необыкновенно приятным.

Затем последовал разговор у входа - небольшое беспокойство по поводу ботинок и туфель; мы идЈм направо, потом налево, далее - тЈмный проход... Но я уже понял, что пришЈл в такое место, где увижу нечто.

Круглая зала устлана коврами и окружена деревянными перилами, доходящими до груди. За перилами, в круговом коридоре - зрители. ИдЈт церемония приветствия.

Мужчины в чЈрных халатах с широкими рукавами, в высоких жЈлтых шапках из верблюжьей шерсти, чуть суживающихся кверху (кула), один за другим приближаются под аккомпанемент музыки к шейху, который сидит в особой ложе, прислонившись к подушке. Они отдают шейху низкий поклон, становятся по правую его руку, затем, сделав несколько шагов, повторяют те же самые низкие поклоны и становятся слева от него. А потом, подобно чЈрным монахам, медленно и спокойно садятся друг за другом вдоль круговых перил в круглой зале. ВсЈ время играет музыка.

Но вот она затихает. Молчание. Мужчины в высоких кула сидят, опустив глаза.

Шейх начинает длинную речь. Он говорит об истории мевлеви, о султанах, которые правили в Турции, перечисляет их имена, говорит об интересе и симпатии к ордену дервишей. Странно звучат арабские слова. Мой друг, который долго жил на Востоке, негромко переводит мне слова шейха.

Но я больше смотрел, чем слушал. И вот что поразило меня в этих