Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 2)

ветра. Даже закрыв глаза, я остро

чувствовала, как эти тени задевают каноэ.

Стоило сверчку прервать свое неумолчное стрекотание, как я открывала

глаза и ждала, пока он запоет снова. Наконец рассвет заставил смолкнуть все

крики, шорохи и посвисты ночного леса. Окутанные туманом листья были как бы

осыпаны тончайшей серебряной пыльцой.

Над деревьями взошло солнце, окрасив облака в оранжевый, пурпурный и

розовый цвета. Я выкупалась, выстирала одежду мелким речным песком,

разложила ее для просушки на каноэ и раскрасила себя пастой оното.

Я была даже рада, что не добралась до миссии накануне, как надеялась

поначалу, и что у меня еще есть время посмотреть, как облака изменяют облик

неба. На востоке, омрачая горизонт, громоздились тучи. Вдали сверкали

молнии, спустя долгое время доносились громовые раскаты, и белые полосы

дождя неслись по небу на север, значительно опережая меня. Я подумала, не

греются ли где-нибудь здесь на солнышке аллигаторы среди разбросанного на

песке плавника. Немного проплыв дальше, я вынеслась на широкий разлив вод.

Течение стало таким сильным, что я с большим трудом уводила лодку от

водоворотов на мелководье у каменистых берегов.

На какое-то мгновение я решила, что мне привиделся длинный долбленый

челнок, пробирающийся против течения вдоль другого берега. Я встала во весь

рост, отчаянно замахала майкой и расплакалась от радости, увидев, как челнок

направляется ко мне через водную ширь. С хорошо рассчитанной точностью

тридцатифутовое каноэ пристало к берегу всего в нескольких шагах от меня.

Из каноэ, улыбаясь, выбрались двенадцать человек -- четыре женщины,

четверо мужчин и четверо детей. Они странно выглядели в своей цивилизованной

одежде и с лицами в пурпурных узорах. Их волосы были острижены, как мои, но

макушки не были выбриты.

-- Макиритаре? -- спросила я.

Женщины закивали, прикусив губы, словно пытались сдержать смешок. Потом

их подбородки дрогнули, и они разразились неудержимым хохотом, которому

стали вторить мужчины. Я поспешно натянула джинсы и майку.

Самая старшая из женщин подошла поближе. Она была невысока ростом,

коренаста, ее платье без рукавов открывало круглые толстые руки и длинные

груди, свисавшие до самого пояса. -- Ты та самая, что ушла в лес со старухой

Итикотери, -- сказала она, словно встретить меня плывущей по реке в челноке,

сделанном ее народом, было самым обычным в мире делом. -- Мы знаем о тебе от

отца в миссии. -- После официального рукопожатия старуха познакомила меня со

свои мужем, тремя дочерьми, их мужьями и детьми.

-- Мы недалеко от миссии? -- спросила я.

-- Мы выехали оттуда ранним утром, -- сказал муж старухи. -- Мы

навещали родственников, которые живут неподалеку.

-- Она стала настоящей дикаркой, -- воскликнула младшая из дочерей,

указывая на мои изрезанные ноги с таким возмущенным видом, что я едва

удержалась от смеха. А та обыскала мое каноэ и потрясла пустым рюкзаком. --

У нее нет обуви, -- изумленно сказала она. -- Она настоящая дикарка! Я

посмотрела на ее босые ноги.

-- Наша-то обувь лежит в каноэ, -- заявила она и принялась доставать из

лодки целую кучу разнообразной обуви. -- Видишь? У нас всех есть обувь.

-- У вас есть какая-нибудь еда? -- спросила я.

-- Есть, -- заверила меня старуха, попросив дочь отнести обувь в лодку

и подать один из лубяных коробов.

Короб, изнутри выстланный листьями платанийо, был полон маниоковых

лепешек. Я набросилась на еду, с нежностью макая кусок за куском в калабаш с

водой, прежде чем отправить его в рот. -- Мой желудок полон и счастлив, --

сказала я, наполовину опустошив короб.

Макиритаре выразили сожаление, что у них нет с собой мяса, а есть лишь

сахарный тростник. Старик отрубил кусок длиною в фут, снял с помощью мачете

кору, похожую на кору бамбука, и подал его мне. -- Он придаст тебе силы, --

сказал он.

И я принялась жевать и высасывать белые жесткие волокна, пока они не

стали совсем сухими и безвкусными.

Макиритаре слышали о Милагросе. Один из зятьев знал его лично, но никто

из них не знал, где он сейчас.

-- Мы отвезем тебя в миссию, -- сказал старик.

Я слабо попыталась втолковать ему, что им нет никакой необходимости

возвращаться назад, но убежденности в моих словах было маловато, так что я