Флоринда Доннер

Шабоно (Часть 2)

Черты Хайямы смягчило ностальгическое, почти

мечтательное выражение глаз, когда она напомнила, что довольно много семей

уже ушло на старые огороды еще несколько недель назад. Полагая, что они

скоро вернутся, я не обратила тогда на это внимания. Хайяма же говорила

дальше, что большое семейство Арасуве со всеми его родными и двоюродными

братьями, сыновьями и дочерьми не отправилось вслед за остальными по той

простой причине, что вождь ожидает вестей от Милагроса.

-- Значит, жители покинут это шабоно? -- спросила я. -- А как же

здешние огороды? Их же совсем недавно расширили. И что будет с молодыми

посадками бананов? -- взволнованно продолжала спрашивать я.

-- Они будут расти. -- Лицо Хайямы сморщилось в веселой улыбке. --

Здесь останутся старики и большинство детей. Мы построим временные хижины

поближе к банановым посадкам, потому что никому неохота жить в опустевшем

шабоно. Мы будем ухаживать за огородами, пока не вернутся остальные. К тому

времени созреют и бананы, и плоды раша, и снова наступит пора праздника.

-- Но почему уходит так много народу Итикотери? -- спросила я. -- Разве

здесь недостаточно еды? Хайяма сказала напрямик, что с продовольствием

сейчас туго, однако подчеркнула, что старые огороды превратились в настоящую

кормушку для обезьян, птиц, агути, пекари и тапиров. Там мужчины смогут без

особого труда охотиться, а женщины отыщут на огородах множество кореньев и

плодов, чтобы продержаться, пока не будет дичи. -- К тому же, -- продолжала

Хайяма, -- временное переселение всегда полезно, особенно после набега. Не

будь я так стара, я бы тоже ушла.

-- Как на выходной, -- заметила я.

-- Да. Выходной, -- рассмеялась Хайяма, когда я объяснила значение

слова. -- О, как бы я хотела пойти и сидеть себе в тени, объедаясь плодами

кафу.

Деревья кафу высоко ценятся за их кору и лубяные волокна. Гроздья

плодов, величиной около десяти дюймов каждый, теснятся на одном общем

стебле. Мясистый желеобразный плод полон крошечных семян и по вкусу

напоминает перезрелый инжир.

-- Если мне нельзя перебраться с Арасуве и его семейством на старые

огороды, -- сказала я, присев у изголовья Хайямы, -- тогда я останусь с

тобой. Мне незачем возвращаться в миссию. Мы вместе станем ждать возвращения

остальных.

В глазах Хайямы, остановившихся на моем лице, появился неестественный

блеск. Медленно, тщательно обдумывая каждое слово, она растолковала мне, что

хотя и не в обычаях их племени учинять набеги на опустевшие шабоно или

убивать стариков и детей, Мокототери наверняка устроят какую-нибудь пакость,

если узнают, -- а старуха заверила меня, что узнают непременно, -- что я

осталась в незащищенной деревне.

Меня пробрала дрожь при воспоминании о том, как несколько недель назад

в шабоно явилась ватага мужчин Мокототери, вооруженных дубинками, и

потребовала возвращения своих женщин. После бурного обмена угрозами и

оскорблениями Арасуве заявил воинам Мокототери, что по дороге домой они сами

освободили одну из похищенных женщин. Он подчеркнул, что их ни на минуту не

ввела в заблуждение ее уловка со змеиным укусом. Тем не менее, после

некоторых препирательств вождь неохотно отдал им девочку, которую Хайяма

выбрала в жены своему младшему сыну. Пригрозив скорым возмездием, Мокототери

убрались восвояси.

Этева пояснил мне, что хотя Мокототери не собирались затевать

перестрелку, поскольку оставили луки и стрелы спрятанными в лесу, вождь

поступил мудро, быстро отдав им девочку. Итикотери уступали им в

численности, так как несколько мужчин уже ушли на заброшенные огороды.

-- А когда Арасуве пойдет на старые огороды? -- спросила я Хайяму.

-- Очень скоро, -- сказала она. -- Арасуве отправил несколько человек

на поиски Милагроса. Правда, до сих пор им не удалось его отыскать.

Я в душе улыбнулась и самодовольно заметила: -- Похоже, что несмотря на

обещание Арасуве, я все-таки пойду с Ритими и Этевой.

-- Не пойдешь, -- уверенно заявила Хайяма с коварной усмешкой. -- Мы

должны защитить тебя не только от Мокототери. По пути на огороды тебя может

похитить шапори и держать в отдаленной хижине как свою жену.

-- Сомневаюсь, -- хихикнув, заметила я. -- Ты мне сама говорила, что

меня, такую тощую, не захочет ни один мужчина. -- И я рассказала старухе о