Анна Ахматова

Серебряная ива. Авторский сборник

уже нашего».

В. Хлебников

Были святки кострами согреты.

И валились с мостов кареты,

И весь траурный город плыл

По неведомому назначенью

По Неве, иль против теченья, —

Только прочь от своих могил.

В Летнем тонко пела флюгарка

И серебряный месяц ярко

Над серебряным веком плыл.

И всегда в тишине морозной,

Предвоенной, блудной и грозной,

Потаенный носился гул.

Но тогда он был слышен глухо,

Он почти не касался слуха

И в сугробах Невских тонул.

* * *

Кто за полночь под окнами бродит,

На кого беспощадно наводит

Тусклый луч угловой фонарь —

Тот и видел, как стройная маска

На обратном «Пути из Дамаска»

Возвратилась домой не одна!

Уж на лестнице пахнет духами,

И гусарский корнет со стихами

И с бессмысленной смертью в груди

Позвонит, если смелости хватит,

Он тебе, он своей Травиате,

Поклониться пришел. Гляди.

Не в проклятых Мазурских болотах…

Не на синих Карпатских высотах…

Он на твой порог…

Поперек…

Да простит тебе Бог!

* * *

Это я – твоя старая совесть —

Разыскала сожженную повесть

И на край подоконника

В доме покойника

Положила и на цыпочках ушла.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Все в порядке; лежит поэма

И, как свойственно ей, молчит.

Ну, а вдруг как вырвется тема,

Кулаком в окно застучит?

И на зов этот издалека

Вдруг откликнется страшный звук —

Клокотание, стон и клекот…

И виденье скрещенных рук.

Ночь 26 декабря 1940 г.

Ленинград

РЕШКА (Intermezzo)[40]

В. Г. Гаршину

«Я воды Леты пью…»

Пушкин

Мой редактор был недоволен,

Клялся мне, что занят и болен,

Засекретил свой телефон…

Как же можно! три темы сразу!

Прочитав последнюю фразу,

Не понять, кто в кого влюблен.

Я сначала сдалась. Но снова

Выпадало за словом слово,

Музыкальный ящик гремел.

И над тем надбитым флаконом,

Языком прямым и зеленым,

Неизвестный мне яд горел.

А во сне все казалось, что это

Я пишу для кого-то либретто,

И отбоя от музыки нет.

А ведь сон – это тоже вещица!

«Soft embalmer»,[41] Синяя птица.

Эльсинорских террас парапет.[42]

И сама я была не рада,

Этой адской арлекинады

Издалека заслышав вой.

Все надеялась я, что мимо

Пронесется, как хлопья дыма,

Сквозь таинственный сумрак хвой.

Не отбиться от рухляди пестрой!

Это старый чудит Калиостро

За мою к нему нелюбовь.

И мелькают летучие мыши,

И бегут горбуны по крыше,

И цыганочка лижет кровь.

Карнавальной полночью римской

И не пахнет, – напев Херувимский

За высоким окном дрожит.

В дверь мою никто не стучится,

Только зеркало зеркалу снится,

Тишина тишину сторожит.