Анна Ахматова

Серебряная ива. Авторский сборник

Как знать?!

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»

* * *

Когда в июне 1941 г. я прочла М<<арине>> Ц<<ветаевой>> кусок поэмы (первый набросок), она довольно язвительно сказала: «Надо обладать большой смелостью, чтобы в 41 году писать об Арлекинах, Коломбинах и Пьеро», очевидно полагая, что поэма – мирискусничная стилизация в духе Бенуа и Сомова, т. е. то, с чем она, может быть, боролась в эмиграции, как с старомодным хламом. Время показало, что это не так.

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»

1913 ГОД, ИЛИ ПОЭМА БЕЗ ГЕРОЯ И РЕШКА

Di rider finirai

Pria dell' aurora.

Don Giovanni[37]

«Во мне еще как песня или горе

Последняя зима перед войной»

«Белая стая» d

ВСТУПЛЕНИЕ

Из года сорокового,

Как с башни на все гляжу.

Как будто прощаюсь снова

С тем, с чем давно простилась,

Как будто перекрестилась

И под темные своды схожу.

1941, август

Ленинград

(возд<<ушная>> тревога)

ПОСВЯЩЕНИЕ

А так как мне бумаги не хватило

Я на твоем пишу черновике.

И вот чужое слово проступает

И, как снежинка на моей руке,

Доверчиво и без упрека тает.

И темные ресницы Антиноя

Вдруг поднялись и там зеленый дым,

И ветерком повеяло родным…

Не море ли? – Нет, это только хвоя

Могильная и в накипаньи пен

Все ближе, ближе… «Marche funebre»…[38]

Шопен

26 декабря1940 года

I

«In my hot youth –

when George the Third was King…»

Byron[39]

Вы ошиблись: Венеция дожей

Это рядом. Но маски в прихожей

И плащи, и жезлы, и венцы

Вам сегодня придется оставить:

Вас я вздумала нынче прославить,

Новогодние сорванцы.

Этот Фаустом, тот Дон Жуаном…

А какой-то еще с тимпаном

Козлоногую приволок.

И для них расступились стены,

Вдалеке завыли сирены

И, как купол, вспух потолок.

Ясно все: не ко мне, так к кому же?!

Не для вас здесь готовился ужин

И не вас собирались простить.

Хром последний, кашляет сухо.

Я надеюсь, нечистого духа

Вы не смели сюда ввести.

Только… ряженых ведь я боялась.

Мне всегда почему-то казалось,

Что какая-то лишняя тень

Среди них без лица и названья

Затесалась. Откроем собранье

В новогодний торжественный день.

Ту полночную Гофманиану

Разглашать я по свету не стану,

И других бы просила… Постой,

Ты как будто не значишься в списках,

В капуцинах, паяцах, лизисках —

Полосатой наряжен верстой,

Размалеванный пестро и грубо —

Ты – ровесник Мамврийского дуба,

Вековой собеседник луны.

Не обманут притворные стоны:

Ты железные пишешь законы, —

Хаммураби, ликурги, солоны

У тебя поучиться должны.

Существо это странного нрава,

Он не ждет, чтоб подагра и слава

Впопыхах усадили