Говард Ф.Лавкрафт, З.Бишоп

Локон Медузы

ко мне, как дикий зверь, и начала буквально выплевывать наружу

свою ненависть к Маршу. Тот факт, что она была влюблена в него - и я знал об

этом - только усугублял ее злобу. В течение минуты я не мог двигаться, и она

едва не гипнотизирования меня. Затем я подумал об изображении, и это

нарушило короткий период ее очарования. Она поняла это по моим глазам и,

должно быть, также заметила и мачете. Я никогда не видел такого дикого

взгляда даже у зверей из джунглей, какой она бросила на меня. Она прыгнула

на меня, подобно леопарду, растопырив когтями, но я оказался быстрее. Я

взмахнул мачете, и этим все кончилось".

Дени снова был вынужден остановиться, и я наблюдал, как пот стекает по

его лбу через брызги крови. Но через мгновение он продолжил хриплым голосом.

"Я сказал, что этим все кончилось - но, Господи! Борьба еще только

началась! Я чувствовал, что сражался с легионами Сатаны, и под конец оставил

след своей ноги на спине той твари, которую уничтожил. Затем я видел, что

богохульная прядь густых черных волос начинает скручиваться и извиваться

сама по себе.

Я мог бы догадаться об этом. Об этом говорилось в древних легендах. Эти

проклятые волосы имели собственную жизнь, которую нельзя было прекратить,

уничтожив лишь само существо. Я знал, что должен сжечь их и начал рубить

волосы мачете. Боже, это была дьявольская работа! Они были жесткие - как

будто железные провода, - но я сумел сделать это. Но самым отвратительным

было смотреть на то, как корчится и сопротивляется этот большой моток волос.

В тот момент, когда мне оставалось разрубить или раздавить последнюю

прядь, я услышал какой-то жуткий крик, раздавшийся позади дома. Тебе он

знаком - он все еще периодически продолжается. Я не знаю, что чей это был

крик, но он, должно быть, как-то связан с этим адским делом. Он едва ли

похож на что-либо, слышанное мною раньше, но явно не к добру. В первый раз,

когда я услышал этот крик, он очень больно ударил по моим нервам, и я

упустил несколько волос. Но затем мне пришлось вести еще более трудную битву

- в следующую секунду локон повернулся ко мне, и из одного из его концов,

самостоятельно связавшегося в узел, подобный какой-то гротескной голове,

высунулся ядовитый язык. Я ударил его мачете, и он отвернулся. Затем, когда

я снова смог вздохнуть, оправившись от шока, вызванного криком и необычным

превращением волос, я увидел, что чудовищный предмет пополз по полу, как

большая черная змея. На некоторое время я застыл в бессилье, но когда эта

тварь исчезла под дверью, я смог сдвинуться с места и, спотыкаясь, побрел

вдогонку. Я держался широкого кровавого следа, который вел наверх. Он привел

меня сюда - и пусть небеса проклянут меня, если я не видел через дверной

проем, как тварь, подобно взбесившейся гремучей змее, и с той же яростью, с

какой она кидалась на меня, набросилась на бедного, лишенного сознания

Марша, а затем, наконец, обвилась вокруг него, как питон. Он начал приходить

в сознание, но эта гнусная змея обхватила его прежде, чем он встал на ноги.

Я знал, что вся ненависть женщины-демона была в этой змее, но я не мог

добить ее. Я пытался спасти Фрэнка, но это было выше моих сил. Даже мачете

оказалось бесполезным - я не мог свободно размахнуться им, не рискуя рассечь

Фрэнка на куски. Я видел, как напряглись эти чудовищные кольца, видел

несчастного Фрэнка, умирающего на моих глазах - и все время откуда-то издали

доносился этот ужасный призрачный вой.

Это все. Я поместил бархатную ткань над картиной и надеюсь, что она

никогда не будет снята. Портрет должен быть сожжен. Я не смог оторвать

мерзкие кольца от тела бедного Фрэнка - они буквально въелись в него, как

какая-то щелочь, и кажется, утратили всякую подвижность. Это было похоже на

то, как будто этот змееобразный локон выразил своего рода извращенную

нежность к человеку, убитому им - вцепился в него... обнял его. Ты должен

сжечь несчастного Фрэнка вместе с этими волосами - и, ради Бога, не забудь

спалить их до состояния пепла. Их и картину. Они все должны сгореть.

Сохранность мира требует, чтобы они сгорели".

Дени мог бы прошептать больше, но новый взрыв далекого вопля прервал

его. Впервые мы поняли, что это было, поскольку повернувший на запад ветер,

наконец, донес до нас слова. Нам следовало распознать их еще давно, так как

звуки,