Майкл Муркок

Бледные Розы

букв на бумагу и пришла в восторг. Он немедленно сотворил пишущую машинку-экипаж. В этом аэромобиле они путешествовали по земле, разглядывая курьезные сцены, воссозданные Вертеровыми друзьями.

И вот однажды новая подруга вдруг сказала:

- Вы бесконечно добры ко мне, Вертер. Меня ужасает прежнее подземное житье и сознание того, какая участь ожидала бы меня без вашего участия. Я люблю вас все больше и больше.

- Я тоже. Люблю... - У Вертера закружилась голова, и лишь на мгновение стало совестно, что он так легко готов позабыть Госпожу Кристию. Своей прежней Владычицы Вертер не видел с момента появления Кэтрин. Вероятно, оскорбленное самолюбие заставляло Кристию не показываться на глаза, но Вертер не опасался ее мести.

Они полетели осматривать популярную композицию Джерека Карнелиана “Лондон-1896”. Вертер мужественно скрывал огорчение от неуемной восторженности Кэтрин при виде творения из белого мрамора, золота и ослепительного черного хрусталя. Его собственное произведение “Забытая могила”, отмеченное куда большим изяществом и казавшееся Вертеру вещью тонкого вкуса, его подругу так не восхищало.

Возле последней выдумки Герцога Квинского “Леди и лебедь - много пар” они не стали задерживаться - Вертер не хотел оскорблять фривольным зрелищем непорочность Кэтрин. Зато воздали должное сочинению Лорда Джеггеда Канарского “Война и мир в двух измерениях”, которое Вертер нашел суховатым для юной головки, в целом одобрив композицию. А Кэтрин заинтересовали живые силуэты, она их даже трогала, приняв за вполне реальные. По милости Лорда Джеггеда, фигуры были плоскими и, поворачиваясь боком, попросту исчезали.

Лорда Монгрова, близкого с Вертером до их спора о способе самоубийства аборигенов Урана, принятом во времена Великого Натриевого Кракомана, и последовавшей за этим ссоры, они повстречали в одном из таких путешествий. Кэтрин предстояло увидеть “Миллион разгневанных крапивников” - произведение Епископа Тауэра, решившего попробовать себя в недавно возрожденном искусстве Художественного Шума.

Монгров, пренебрегая передвижением по воздуху, влачился на спине гигантской улитки. Массивная львиная голова нависала над грязно-зеленой хламидой - обычным одеянием Лорда.

Еще до встречи с ним пассажиры “пишущей машинки” увидели широкий блестящий след на лазурных скалах заброшенной сцены Эдгаросердного По (он считал достойным творением лишь нечто лакомое и способное вдохновить на доблестный труд органы пищеварения). Потом Кэтрин заметила и оставлявшую за собой клейкую полосу улитку, а рассмотрев покачивающегося на спине всадника, воскликнула:

- В нем не меньше десяти футов росту. Взгляни! В этом не было нужды - Вертер уже узнал прежнего приятеля и направил аэромобиль к земле.

- Монгров! Дружище! - радостно кричал он.

За новым увлечением Вертер совершенно позабыл о своей распре с Лордом. Не явись в его жизнь Кэтрин, он непременно устроил бы примирение и стремился загладить оплошность.

Но не таков был Лорд Монгров. Он не намерен был забывать об их последней встрече и продолжал чувствовать себя оскорбленным.

- А-а, это Вертер. Уже наточил кинжал, чтобы вонзить в мою плоть меж лопаток? Циничный Изменник, кажется, готов прикинуться добродушным и простосердечным! Будто забыл о наслаждении, с которым лил презренную лживую отраву во время нашей последней встречи в мой бедный мозг? И я его пригрел, когда он был мальчишкой, взрастил на ниве нашей дружбы... Взвивайся на дыбы, мой верный конь! Прочь уноси меня. Измена! Где укрыться израненной душе? Повсюду стрелы ядовитой лжи!

Монгров исступленно колотил осыпанной драгоценными камнями тростью по панцирю оседланного моллюска, к немалому удивлению последнего. Пошевелив рожками, улитка, явно не способная умчать хозяина вдаль, повернула к нему добродушную осклизлую морду.

- Простите меня, Монгров. Беру обратно все, что так обидело вас. - Вертер, правда, не помнил за собой ни одного по-настоящему резкого слова. - Что заставило вас покинуть свое жилище? Вы так редко оставляете его зловещую сень.

- Я двинулся на Балобол, назначенный Миледи Шарлотинкой. Иду туда по доброй воле. Готов снова оказаться мишенью всеобщих козней и коварных интриг.

- Балобол? Я ничего о нем не слышал.

- А, так вас не приглашали? - Монгров немного смягчился.

- Я удивлен... Но нет. Миледи Шарлотинка просто обнаруживает чувство такта, прежде ей не очень-то свойственное. Ей, разумеется, уже известно о серьезных обязательствах, которыми я связан, и невозможности расточать время в пустых забавах. Оно безраздельно принадлежит моей маленькой подопечной