Карлос Кастанеда

Отделенная реальность (Часть 2)

к полудню я был только на опушке

леса, все еще в доброй четверти мили от него.

Я не мог больше идти, но не по какой-нибудь причине. Я

подумал о горных львах и попытался взобраться на дерево, но

мои руки не могли удержать мой вес. Я прислонился к скале и

примирился с мыслью умереть здесь. Я был убежден, что стану

пищей для горных львов или других хищников. У меня не было

силы даже бросить камень. Я не был голоден и не хотел пить.

Около полудня я нашел маленький ручеек и выпил много воды,

но вода не помогла мне восстановить силы. Так как я сидел

там в совершенной беспомощности, я чувствовал себя больше

подавленным, чем испуганным. Я был таким уставшим, что не

заботился о своей судьбе и заснул.

Я проснулся от какой-то встряски. Дон Хуан склонился

надо мной. Он помог мне сесть и дал мне воды и жидкой каши.

Он засмеялся и сказал, что я жалко выглядел. Я попытался

рассказать ему о том, что случилось, но он не стал слушать и

сказал, что я не заметил свою отметку - место, где я

предполагал встретиться с ним, было в сотне ярдов в стороне.

Затем он почти понес меня вниз. Он сказал, что он вел меня к

большому потоку и собирался искупать меня в нем. По пути он

заткнул мне уши какими-то листьями, которые были у него в

сумке, а затем завязал мне глаза, наложив по одному листу на

каждый глаз и примотав из куском ткани. Он заставил меня

снять одежду и велел мне положить руки на глаза и уши, чтобы

быть уверенным, что я не мог видеть и слышать ничего.

Дон Хуан натер мое тело листьями, а затем сбросил меня

в реку. Я почувствовал, что это была большая река. Было

глубоко. Я стоял и не мог достать дна. Дон Хуан держал меня

за правый локоть. Сначала я не почувствовал холода воды, но

мало-помалу я начал застывать, а затем холод стал

нестерпимым. Дон Хуан вытащил меня и обтер какими-то

листьями, которые имели специфический запах. Он одел меня и

повел прочь; мы прошли большое расстояние прежде, чем он

снял листья с моих глаз и из моих ушей. Дон Хуан спросил

меня, чувствую ли я себя достаточно сильным, чтобы вернуться

к своей машине. Была странная вещь: я чувствовал себя очень

сильным. Я даже взбежал на крутой холм, чтобы удостовериться

в этом.

По пути к своей машине я находился очень близко к дону

Хуану. Я спотыкался множество раз, а он смеялся. Я заметил,

что его смех был особенно укрепляющим, и он стал центральной

точкой моего пополнения силы: чем больше он смеялся, тем

лучше я себя чувствовал.

На следующий день я рассказал дону Хуану последова-

тельность событий со времени, когда он оставил меня. Он

смеялся все время при моем отчете, особенно когда я

рассказал ему, что я думал, что это была одна из его

хитростей.

- Ты всегда думаешь, что над тобой шутят, - сказал он.

- ты веришь себе слишком много. Ты действуешь так, как будто

ты знаешь все ответы. Ты не знаешь ничего, мой маленький

друг, ничего.

В первый раз дон Хуан назвал меня 'маленьким другом'.

Это захватило меня врасплох. Он заметил это и улыбнулся. В

его голосе была огромная теплота, и это заставило меня

сильно опечалиться. Я сказал ему, что я был беззаботным и

неспособным потому, что это была врожденная склонность моей

личности, и что я никогда не пойму его мира. Я чувствовал

себя глубоко взволнованным. Он был очень ободрен и заявил,

что я сделал хорошо.

Я спросил его о значении моего переживания.

- Это не имело значения, - ответил он. - та же самая

вещь могла случиться с каждым, особенно с подобным тебе, кто

имеет свой просвет уже открытым. Это очень обычно. Любой

воин, который отправляется на поиски олли, расскажет тебе об

их действиях. То, что они делали с тобой, было мягким.

Однако, твой просвет открыт, и вот почему ты такой нервный.

Никто не может превратиться в воина сразу. Теперь ты должен

отправляться домой и не возвращаться до тех пор, пока не

излечишься и пока твой просвет не закроется.

Глава с е м н а д ц а т а я

Я не возвращался в Мексику несколько месяцев; я

использовал это время, чтобы работать над своими записями, и

впервые за 10 лет, с тех пор, как начал ученичество, учение

дона Хуана начало приобретать реальный смысл. Я чувствовал,

что долгие периоды времени, когда я должен был оставаться

вдалеке от ученичества, производили очень отрезвляющее и