Карлос Кастанеда

Отделенная реальность (Часть 2)

до утра. Если

ты последуешь этим простым мерам, с тобой не случится

никакого вреда.

В случае, если ты не сможешь достичь ровного места

вовремя, падай на землю прямо там, где находишься. У тебя

будет ужасное время там. Тебя будут изводить, но, если ты

сохранишь спокойствие и не будешь двигаться или смотреть, ты

выйдешь из этого без единой царапины.

Теперь, если твоя рука не получит тепла совсем, когда

ты проводишь ее к западу, снова повернись лицом к востоку и

беги в восточном направлении до тех пор, пока хватит

дыхания. Остановись там и повтори те же движения. Ты должен

продолжать бежать к востоку; повторяй эти движения до тех

пор, пока твоя рука не получил тепло.

Дав мне эти инструкции, он заставил повторять меня их

до тех пор, пока я не заучил их наизусть. Затем мы сидели в

молчании долгое время. Я попытался возобновить разговор пару

раз, но он каждый раз заставлял меня молчать повелительным

жестом.

Стало темно, когда дон Хуан встал и начал взбираться на

холм. Я последовал за ним. На вершине холма я исполнил все

движения, которые он описал. Дон Хуан стоял недалеко от меня

и сохранял на мне острый взгляд. Я был очень старателен и

умышленно медлителен. Я пытался почувствовать какое-либо

ощущаемое изменение температуры, но я не мог обнаружить,

чтобы ладонь моей руки стала теплой. К этому времени стало

совершенно темно, однако, я все же мог бежать в восточном

направлении, не натыкаясь на кусты. Я остановился, когда

запыхался, и был не слишком далеко от моей точки отправления.

Я чувствовал чрезвычайную усталость и напряжение. Мои

предплечья и икры болели.

Я повторил там все требуемые движения и снова получил

тот же отрицательный результат. Я бегал в темноте еще два

раза, и затем, когда я проводил своей рукой в третий раз,

рука стала теплой над точкой к востоку. Это было такое

определенное изменение температуры, что я испугался. Я сел и

дождался дона Хуана. Я сказал ему, что обнаружил изменение

температуры в моей руке. Он велел мне продолжать, и я

подобрал все сухие ветки, какие мог найти, и разжег огонь.

Он сел в паре футов от меня, слева.

Пламя рисовало необычные танцующие силуэты. Временами

пламя становилось радужным; оно вырастало красным, а затем

становилось сверкающе белым. Я объяснял эту необычную игру

цветов тем, что это производилось какими-то химическими

свойствами особых сухих ветвей и веточек, которые я собрал.

Другой очень необычной особенностью огня были искры. Новые

ветки, которые я продолжал добавлять, создавали чрезвычайно

большие искры. Я подумал, что они были подобны теннисным

мячам, которые, казалось, взрывались высоко в воздухе.

Я пристально и сосредоточенно смотрел на огонь, таким

способом, каким, как я полагал, дон Хуан советовал мне

смотреть, и у меня закружилась голова. Он вручил мне свою

бутыль из тыквы с водой и показал мне выпить. Вода

расслабила меня и придала мне восхитительное чувство

бодрости.

Дон Хуан наклонился вперед и прошептал мне на ухо, что

я не должен пристально смотреть на пламя, а только наблюдать

в направлении огня. Мне стало очень холодно и сыро после

того, как я наблюдал почти час. В момент, когда я собирался

наклониться и подобрать ветки, что-то, подобное мотыльку или

пятнышку в моей сетчатке, пронеслось передо мной справа

налево между мной и огнем. Я немедленно отшатнулся. Я

взглянул на дона Хуана, и он показал мне движением своего

подбородка опять смотреть на пламя. Момент спустя та же тень

пронеслась в противоположном направлении.

Дон Хуан поспешно встал и начал накладывать мусор на

вершину горящих веток, пока совершенно не погасил пламя. Он

выполнил тушение костра с громадной скоростью. Ко времени,

когда я двинулся, чтобы помочь ему, он уже кончил. Он

набросал грязь на верх тлеющих веток, а затем потащил меня

вниз к выходу из долины. Мы шли очень быстро. Он не

оборачивался и не позволял мне заговорить вовсе.

Когда мы добрались до моей машины часы спустя, я

спросил его, что это была за вещь, которую я видел. Он

повелительно потряс головой, и мы поехали в полном молчании.

Когда мы подъехали к его дому рано утром, он пошел

прямо внутрь и снова не позволил мне говорить.

Дон Хуан сидел снаружи возле своего дома. Он, казалось,