Говард Лавкрафт

Вне времени

видно никаких следов насилия, а по виду

его искаженного лица можно было сказать только, что человек умер от

страха.

Фиджиец, лежавший рядом с ним, вызвал у нас сильный шок. Полицейский,

наклонившийся над ним, закричал от ужаса, и мы все вздрогнули. Глядя на

серое - недавно черное - лицо, искаженное страхом, на скелетообразную

руку, все еще сжимающую фонарик, мы стали догадываться, что произошло

нечто немыслимое. И тем не менее мы не ожидали того, что обнаружила

дрогнувшая рука полицейского. Я и сегодня не могу думать об этом без

страха и отвращения. Одним словом, несчастный парень, час тому назад

бывший крепким и полным сил и здоровья, был превращен неведомо каким

колдовством в жесткую и серую, как камень, фигуру, по текстуре идентичную

ужасной мумии, лежавшей в покалеченной витрине.

Но это было еще не самое худшее. Самое страшное заключалось в том,

что состояние мумии привлекло наше внимание даже прежде, чем мы

наклонились над трупами. Не было и речи о мелких и малозаметных изменениях

- теперь мумия радикально изменила свою позу. Она странно размягчилась.

Скрюченные руки опустились и не закрывали больше искаженного лица, и

(Боже, помоги нам!) отвратительные выпуклые глаза были широко открыты и,

казалось, пристально смотрели на двух иностранцев, которые умерли то ли от

страха, то ли от чего-то еще более скверного. Этот взгляд мертвой рыбы

обладал каким-то мерзким гипнозом и преследовал всех нас, когда мы

осматривали тела. Он поистине странно на нас действовал. Мы чувствовали,

как в нас входит непонятное оцепенение, которое мешает нашим движениям.

Это оцепенение очень странно исчезало, когда мы передавали из рук в руки

свиток с иероглифами. Время от времени я чувствовал, как эти странные

глаза определенно притягивают мой взгляд, и, когда я, осмотрев трупы,

повернулся к мумии, у меня создалось впечатление, что на стеклянной

поверхности зрачков, темных и удивительно сохранившихся, я улавливаю

что-то очень странное. Чем больше я смотрел, тем больше попадал под их

чары. В конце концов я спустился в свой кабинет, невзирая на странное

легкое окостенение моих членов, чтобы взять большую лупу. С этим

инструментом я предпринял основательный осмотр застывших зрачков, в то

время как другие с интересом столпились вокруг.

До этого момента я скептически относился к теории, согласно которой

на сетчатке отпечатываются сцены или предметы, которые видела жертва перед

смертью. Но едва я бросил взгляд через лупу, я увидел в остекленевших

глазах отнюдь не отражение зала, а нечто совсем другое. Вне всякого

сомнения, сцена, запечатлевшаяся на сетчатке, представляла собой то, что

видели эти глаза перед смертью в незапамятные времена. Сцена эта,

казалось, медленно рассеивалась, и я лихорадочно прилаживал линзу, чтобы

увеличить изображение. Впрочем, оно и так должно было быть отчетливым,

хотя и мелким, коль скоро оно отреагировало на какое-то колдовство двоих

людей и заставило их умереть от страха. Благодаря дополнительной линзе я

смог различить многие детали, которых раньше не заметил, и окружавшие меня

люди молча слушали мои объяснения относительно того, что я увидел.

Тогда, в 1932 году, в Бостоне человек увидел нечто принадлежащее

неизвестному и полностью чуждому миру, исчезнувшему тысячелетия назад и

забытому.

Я увидел один из углов огромного зала с гигантскими стенами, которые

были покрыты барельефами, столь мерзкими, что даже в этом, до крайности

мелком изображении их святотатственные скотства вызывали отвращение и

тошноту. Я не мог поверить, что те, кто вырезал эти символы, были людьми,

или хотя бы видели людей, когда воспроизводили свои страшные

издевательства. В центре зала был колоссальный каменный люк, открытый для

появления из-под земли существа или предмета, который был ясно виден,

когда те двое смотрели в открытые глаза мумии, но через свои линзы я мог

разглядеть только большое неопределенное пятно.

Случилось так, что, когда я добавил линзу, лупа была направлена

только на правый глаз мумии. Вскоре я горько пожалел, что не ограничился

этим глазом, а в своем исследовательском рвении направил свою мощную лупу

и на левый глаз мумии в надежде увидеть менее расплывчатое изображение.

Мои руки дрожали от возбуждения, а пальцы почему-то плохо гнулись,