А. Стеклянников

Предназночение

отсюда на берег лазурного моря... Кто-то,

протискиваясь в толпе мимо них, случайно задел Сааха под руку, и стакан вина

из его пальцев кувыркнулся на пол, рассыпавшись осколками в красной луже.

Звона почти не было слышно из-за шума голосов, выкриков и взрывов смеха. Они

расплатились и вышли. Стоянка автобусов пустовала, как и с утра. Неизвестно,

ходили ли они вообще из города на эту станцию. Неизвестно, существовал ли

сам город. Людям было хорошо здесь. Они, подобно дроздам, не думали о

завтрашнем дне, наслаждаясь текущим мгновением, отдаваясь похоти, грабежу

приезжих, еде и сну. Время остановилось в небытии, нарушаемом лишь чьей-то

смертью в результате сумрачной пьяной поножовщины... Они ушли в лес и,

облюбовав поляну, сели под березой. Мир станции вмиг ушел в нереальность,

как сон, который надо забыть. Солнце было почти в зените.

- Помнишь, - спросила Нат Сааха, - эту вещь, которая начиналась

"...музыка окутывала Сайна, обволакивала теплым покрывалом и несла в далекие

миры..."? Где это было?

- Вот здесь, - показал Саах на грудь, - в первом слое...

Йу блуждала взглядом вокруг, выхватывая из пространства предметы,

погружаясь в них; четко прослеживаемые формы вдруг как будто проявляли

прозрачность и раскрывались, оставаясь теми же. Тут она подняла глаза к небу

и застыла, уйдя ввысь. Саах вспомнил, как они шли по этому бескрайнему лесу

три недели, полагаясь только на интуитивное чувство направления, не думая ни

о погоде, ни о пище, ни о натруженных ногах. Это было частью их опыта. Это

было, как путь, который не существовал. Который возникал прямо у них под

ногами. Может быть, в будущем узнают о результатах и все станет проще. Но

первопроходцам всегда труднее всего...

Солнце зашло. Повинуясь обстоятельствам, они вернулись к избам. Йу и

Нат уединились во флигеле, задернув занавески, а Саах пошел к гостинице. Там

играли в карты. Он подсел к игрокам и вошел в игру, глядя черным взглядом

сквозь стол, соседей по игре, стены и потолок в (как казалось мужикам)

бездну мрака и ужаса. Спокойное выражение ни разу не покидало его лица, и...

это был напряженный поиск.

- ...и вот бывают странные люди, - отчетливо слышал Саах голос одного

из игроков, - вот, например, вроде тебя, парень. Вышел из лесу, с двумя

бабами, почти налегке...

- ...ну, и что же здесь особенного? - спросил он мужика мягким, почти

женственным голосом, заставившим того запнуться. Что-то произошло.

Собеседник был поражен. Он не мог оторваться от двух черных дыр, на дне

которых копошились черви, а в самой глубине горел маленький огонек свечи.

Два глаза приближались все ближе, и вот они поглотили мужика и понесли на

огонек. Это было бы восхитительным, чудесным, но путь был прегражден мерзкой

трясиной, кишащей червями и гадами, в которую он стремительно несся.

- Не надо!!! - крикнул мужик одними губами. Саах отвернулся и стал

сдавать карты.

- Кто ты? - едва прошептал этот грубый мужчина, только сейчас

почувствовавший, казалось, какую-то потерю. Потерю "нечто", ушедшего еще в

детстве и вот сейчас на миг вернувшегося к нему, чтобы... возможно больше не

возвратиться никогда.

- Кто ты? - шептали губы.

- "Я? Зеркало", - тихо ответил Саах. - "Для тебя, по крайней мере".

Все это продолжалось долю секунды, никто ничего не слышал, а если бы и

слышал, то не понял бы ни грамма...

Ночь вступала в права, неся море новых желаний, мыслей, импульсов.

Человек всегда, подобно марионетке, отдается на волю этого потока,

растворяясь в том, что, в-общем-то, должен преобразовать, и сам править

этим, не позволяя безволию окутать себя... Но мир, он ведь не хотел

меняться.

"Мать, что не можем мы, можешь ты..." - Саах сидел на полу. Игроки ушли

предаваться веселью, но по меньшей мере несколько из них сегодня будут не

так жадно искать об®ятий женщины, тоскуя по об®ятиям того, что есть мы сами

внутри, в реальности, что есть человек на самом деле. Саах называл это

"сеять". Сегодня он опять "сеял" после месячного перерыва. "Да, нынче по

крайней мере несколько мужиков пожалеют о содеянном". Саах не сознавал, как

близко он был к истине, думая таким образом.

Что-то должно произойти, иначе откуда такой прилив сил. Тело всегда

чувствовало, знало о