Григорий Климов

Песнь победителя (Часть 3)

запахом прелой листвы и сырости. Женя накинула на голову платок, повязала его узлом под подбородком. Свои туфли на высоких каблуках она сняла и бросила в лукошко.

Женя молча идёт впереди, осторожно ступая в траве босыми ногами. Я следую за ней, лаская глазами гибкую фигурку девушки. Мы всё дальше углубляемся в лес и, наконец, выходим на широкую поляну.

Огромные, поросшие мхом, пни спиленных деревьев, вокруг которых разрослось буйное царство диких ягод, грибов и трав. Между пнями тянется к жизни новый подлесок. Шелестят жёлтыми листьями стройные берёзки. Присели к земле молодые ёлочки, как будто пряча что-то под своими ветвями.

«Зачем только отец сюда ездит», — нарушает молчание Женя. Она бесцельно идёт вперед, опустив голову и глядя себе под ноги. «Дедушка Сергей ему каждый раз такой театр устраивает, а отцу это как будто нравится», — добавляет она.

«Может быть, отцу приятно лишний раз увидеть разницу, кем он был и кем стал», — говорю я. Несмотря на то, что я стараюсь говорить безразличным тоном, в моём голосе проскальзывает что-то новое.

«Меня уже давно тяготит эта комедия», — продолжает Женя, не оборачиваясь и медленно шагая вперед. — «И ещё больше неприятно, что ты теперь тоже увидел это».

«Женя!» — окликаю я тихо.

Девушка оборачивается так быстро и с такой готовностью, словно она уже давно ожидала этого оклика. Карие глаза устремлены на меня в ожидании.

«Женя, о какой комедии ты говоришь?» — спрашиваю я и чувствую, как внутри у меня поднимается скользкое и неприятное подозрение. Девушка смотрит растерянно, поражённая звуком моего голоса.

Я беру её осторожно за руки и прислоняю спиной к огромному мшистому пню, поднимающемуся вровень с её головой. Она покорно повинуется.

«Разве ты сам не замечаешь этого?» — пробует она уйти от вопроса.

«Дело не в самой комедии?» — я смотрю Жене в глаза и вижу, что она ожидает и одновременно боится моих слов. — «Кого ты считаешь здесь комедиантом?»

«Я... я не знаю, Гриша...»

«Женя, кого ты считаешь здесь комедиантом?» — сурово повторяю я.

«Мне жалко дедушку Сергея», — шепчет Женя, опустив глаза. По выражению её лица видно, что этот разговор для неё мучителен. «Но все это так несуразно...» — как будто извиняясь добавляет она.

«Так, по-твоему, дедушка Сергей комедиант?» — настаиваю я.

«Нет, он прав. Но...» — в глазах у Жени стоят слёзы.

Чувство облегчения смешивается в моей груди с тёплой волной нежности. Я медленно беру голову Жени между рук и молча целую её в губы. Я не хочу дальше мучить девушку, заставляя её отрекаться от родного отца. Остальное понятно и без слов.

«Знаешь что, Женя», — говорю я, лаская выбивающиеся из под косынки пряди волос. — «Я тебе сейчас очень благодарен».

«Почему?!» — шепчет она удивленно.

«Я боялся за тебя. Я очень боялся, что ты скажешь иначе...»

Трепещут листья берёз от невидимого дыхания ветра. На ветке засохшего куста качается маленькая лесная птичка и смотрит на нас чёрной бусинкой глаза.

«Мне было обидно за старика», — говорю я в раздумье. — «До войны каждый жил в своем гнезде и каждый строил своё благополучие, как умел. Во время войны все изменилось — была опасность всем и все были равны перед смертью.

Среди крови и зла я видел слишком много добра от незнакомых мне людей, простых людей, таких как дед Сергей. Война нас кровью побратала. Сейчас я за этих людей душой болею».

По небу ползёт серая пелена. От земли тянет запахом сырости. Птичка вспархивает и улетает. Осиротело качается сухая ветка, где сидела птичка.

«Мы с тобой наверху», — тихо говорю я. — «Этого нельзя забывать, но этого нельзя и переоценивать. Наше пребывание наверху только тогда имеет смысл, когда мы не забываем этого. Мне кажется, что твой отец забыл об этом. Этого я боялся и в тебе...»

Шорохи осеннего леса стелятся по лесной поляне. Я смотрю на босые ноги Жени, на её крестьянский платочек, на лукошко, стоящее рядом на земле. Девушка держит в руках сорванную по дороге кисть рябины.

«Я был бы бесконечно счастлив, если бы ты была только внучкой твоего деда и жила в этой избе», — говорю я.

Женя плотнее прижимается ко мне, как будто ей холодно. По мшистому пню, устало перебирая лапками, ползет муравей.

«...Тогда бы я знал, что ты моя», — шепчу я на ухо Жене.