Всеслав Соло

Астральное тело - 1. Скоморох или начало Магии

Он прошел мимо меня

и сел за стол Нади.

-- Саша, -- обратилась Аня к нему, -- познакомься,

пожалуйста. Это Сережа, тот самый...

Мужчина встал, и я тоже приподнялся из кресла, мы

наклонились навстречу друг другу и мягко пожали руки,

дружелюбно обменявшись улыбками.

-- Саша, Корщиков, -- сказал мужчина.

-- Очень приятно, Сережа: Истина, -- ответил я, и тут же

обратил внимание, на лице у него крупные очки, одно стекло

треснуто. Что-то беспокойное промелькнуло у меня в памяти. Мы

снова сели на свои места: он за стол, я в кресло...

-- Здесь очень много света, -- сказал я, улыбнувшись в

сторону Ани и, снова посмотрев на Корщикова, добавил, -- но

потолок низкий!..

-- Низковат, -- как-то двусмысленно подтвердил Корщиков.

-- А по мне так -- норма! -- сказала Аня, умиленно глядя

на Сашу, как бы завязывая разговор между мною и Корщиковым.

-- Да, это интересно, -- сказал я.

-- Есть люди, которым и Вселенная кажется подобной

комнатой, -- подытожил Корщиков.

Аня поняла, что разговор начался, она уставилась в окно,

то ли делая вид, то ли действительно что-то разглядывая там

внизу, на улице. В общем, всем своим видом она показывала, что

не мешает нам пообщаться.

-- Аня не давала вам почитать мою работу? -- обратился

Корщиков ко мне.

-- Нет, -- сказал я, -- кроме ваших рассказов я ничего не

читал. А у вас есть своя научная работа?

-- Ну, как вы уже догадались, имеется, -- сказал Саша.

-- И что, ее можно будет почитать?

-- Конечно, -- засуетился Корщиков. Он полез в нижний ящик

стола, извлек оттуда папку-скоросшиватель и протянул ее мне.

Его правая рука продолжала висеть от плеча, и я понял, что она

у него не работает.

-- Спасибо, -- сказал я и принял папку.

-- Я думаю, что вам не мешало бы еще почитать Владимира

Шмакова. У меня есть негативы его трактовки 'Священной книги

Тота'.

-- А что это за книга? -- поинтересовался я.

-- Вы знаете, я тороплюсь сейчас. Вы уж не обижайтесь на

меня, -- сказал Корщиков, -- но в следующий раз я обязательно

отвечу на ваш вопрос.

-- Ради Бога, извините, что я вас задерживаю, --

спохватился я, но все же спросил еще:

-- Совершенно последний вопрос, если можно?

-- Да, да, я слушаю, -- остановился Корщиков у двери.

-- Когда я смогу получить негативы этой книги?

-- Если вы хотите побыстрее...

-- Если можно, то лучше -- быстрее, -- обрадовался я про

себя такой близкой и действительной возможности прикоснуться к

чему-то невероятному.

-- Меня две недели не будет на работе, -- отгулы, --

сказал Корщиков. -- Вы можете, если хотите, зайти ко мне домой,

ну, хоть завтра.

-- Я согласен, -- сказал я. -- Как к вам добраться?

-- Улица Ленина, тридцать три, комната двадцать два. Это

общежитие.

Я бегло записал адрес в блокнот, попрощался с Корщиковым,

и он ушел.

-- Это очень мужественный человек, -- тихо и как-то

особенно нежно произнесла Аня, и я понял, что Корщиков для нее

много значит. Она грустно смотрела мне в глаза и продолжала

говорить.

-- Он жил на Кавказе раньше. Как-то на 'Жигулях' свалился

в пропасть, получил несколько переломов позвоночника и прочие

повреждения тела. Занялся Востоком. Сам себя выходил. Только

вот рука осталась отпечатком той трагедии...

-- Ясно, -- задумчиво произнес я.

Аня предложила мне чаю. И тут меня словно осенило. Я

вспомнил, что Вика приобрела книгу 'Возрожден ли мистицизм?' у

человека тоже в очках, одно стекло -- треснутое... Хотя,

успокоил я себя, мало ли на свете треснутых очков!

* Часть третья И ВОТ *

В гостях

Дом 33 по улице Ленина... Я поднялся на второй этаж и тут

же поморщился: нет ничего противнее запаха сырого белья,

перемешанного с запахом борща! Общежитие...

Изо всех щелей на меня обрушились стуки, крики, хохот. Вот

и комната 22. Она оказалась в самом конце коридора. Я торопливо

постучал в белую замусоленную дверь, мне хотелось поскорее

скрыться за этой дверью. Я до ужаса ненавижу общежития! Я

всегда избегаю долго в них находиться. Все общежития у меня

ассоциируются с какой-то заразой, уж лучше снимать квартиру...

Общежитие -- это же унижение, уничтожение самостоятельности,

творчества и человеческой личности! Здесь как нигде и никогда к