Семир

Юг Индии

другой части света, подминают под себя маленький храм Ханумана, местная защита традиций от мировой цивилизации вполне оправдана. Храм Ханумана в Тривандруме подобен другим небольшим храмам, он не является такой святыней, как главный храм Падмабхасварми — и все же в нем есть та уникальность, которая отличает все настоящие творения человеческих рук, и другого такого нет.

Ковалам же имеет все прелести курорта. Когда мы с Ясей возвращались домой по темноте, юный продавец какого-то магазина стал настойчиво приглашать нас зайти: 'Только посмотреть!' И пока его приятель демонстрировал моей дочке игрушки, отвлекая её, пылко рассказал мне о том, что никогда в жизни не испытывал такого чувства, какое вмиг возникло у него при виде меня: 'Посмотрите в мои глаза: вы видите в них любовь?' Будучи в хорошем расположении духа после посещения храма, я посмотрела ему в глаза и честно ответила, что решительно ничего в них не вижу, потому как для меня любовь — духовное чувство, сославшись при этом на Вивекананду (известного современным индусам, как нам — Пушкин); но если я ему так понравилась, то ему стоит найти себе умную девушку, желательно с университетским образованием. Тем не менее он очень переживал, что никак не сможет успокоиться, если хотя бы полчаса не посидит со мной на пляже, пошел нас провожать и отстал только на пол-пути, когда я разрешила ему поцеловать мне руку.

А моей 65-летней спутнице, пока мы с Ясей ездили в Тривандрум, какие-то молодые люди предложили таким образом заработать: она тоже не сумела рассердиться на них как следует, чувствуя себя польщенной. Впрочем, мы были вполне ограждены от домогательств, пока были вместе и выглядели достойной семьей. В гостиницах я нередко представляла мою спутницу как маму, потому что так индусам было проще воспринять нашу компанию — и потому что у них до сих пор сохраняется уважение к матери. Трех дней в Коваламе нам для купания хватило — хотя, если ездить в Тривандрум и другие окрестные города, что предлагает местное бюро экскурсий, или плавать на лодке, осматривая рифы, там можно задержаться и дольше.

КАНЬЯКУМАРИ: САМАЯ ЮЖНАЯ ТОЧКА ИНДОСТАНА

ХРАМ ДЕВЫ-БОГИНИ И

ОСТРОВА ЮЖНОГО МЫСА

Наш путь лежал в Каньякумари — крайнюю южную точку Индии. Мы ехали туда на пустом поезде. Быстрее было бы на автобусе: из Ковалама во все стороны ходят удобные утренние и вечерние маршруты. Но на поезде ехать приятнее. Перед поездкой мы успели удачно поесть в вокзальной столовой: хотя она была рассчитана на комплексные обеды, кассир предложил сперва выбрать глазами, что мы хотим, и это было лучше, чем брать все целиком.

В поезде, кроме нас, сидели французы: которые пришли столь же заранее, как мы, и так же долго ждали, пока будет известно, где остановится наш поезд. Это была пожилая пара, которая сперва три месяца путешествовала по северу Индии, а теперь ещё три — по югу. Основные вещи они оставили в Тривандруме, и после Каньякумари должны были лететь на Цейлон на самолете.

В пути среди иностранцев французы попадались нам чаще всего. То ли от того, что это бывшая французская территория, то ли как любители экзотической культуры, французы любят путешествовать по Индии в этих местах. Они общительнее американцев, которых я не помню ещё и потому, что с ними контакта не возникало. А французы, поскольку места в поезде, который здесь играет роль электрички (специальных электричек в Индии нет), были не указаны,— сели напротив нашего купе. И полпути проведя рядом, мы нашли какой-то повод разговориться. Они были уже на пенсии, и с удовольствием восприняли ту информацию, что моя спутница до пенсии была геолог, а дочка ходит в музыкальную школу. Сияна стала демонстрировать свои таланты, а я — расспрашивать мужчину, какие города во Франции приятно посетить. Женщина по-английски не говорила, и я начала в мой английский вставлять тщательно подобранные французские выражения, на французский не переходя: насколько я знаю, французы не любят, чтобы на их языке говорили с акцентом. Моя спутница, не понимавшая ни по-английски, ни по-французски, но воодушевленная нашей светской беседой, попыталась заговорить по-испански. Однако этот язык французы не воспринимали, хотя он, казалось бы, родственный.