Семир

Юг Индии

рассаживались в ряды. В храме в левой половине сидят мужчины, в правой — женщины, следуя индийской традиции, и проходят в храм отдельно: с одного входа мужчины, с другого женщины, рядами согласно жеребьевке. Мне повезло: наш ряд вытянул первый билетик. 'O, how we are happy!' — воскликнула иностранка, сидевшая рядом. Удача мне сопутствовала и ещё в одном: у меня на входе ничего не отобрали. Я имею в виду кошелек с деньгами и документами, с которым я не расставалась — а другие сумочки моего типа во множестве валялись рядом со входом, и у людей была потом проблема их найти. А бутылку с водой, которую я запасла на случай долгого сидения, пришлось оставить. Однако пара автоматов с водой в храмовом зале было. Больше я ничего не брала, тоже к счастью — потому что охранницы-савадалки обыскивали всех таким же миноискателем, как в аэропорту, но гораздо тщательнее, пропуская через магнитную дверь и водя вдоль тел своим прибором.

Правда, в очереди я была далеко не первой, и мне уже сказали садиться во второй ряд на центральной дорожке, либо в первый на боковой — я предпочла второе. Если сидеть часами, лучше, чтобы оставалось свободное пространство хоть с одной стороны. Но тут к нам с дочкой подошла одна из савадалок: уверенных молодых женщин в цветастых сари — и сказала пересадить Сияну во второй ряд: детей в первый ряд сажать не положено. Яся очень расстроилась, и я попросила савадалку подождать: пусть посидит пока в первом ряду, пока народ рассядется, а потом я её пересажу. 'А то она раскричится, и мне будет её не успокоить: ребенку ведь тяжело долго сидеть.' — 'Это ваши трудности,'— отвечала она. Но всё же согласилась на отсрочку, и моя дочка сама пересела во второй ряд, когда увидела, что и тут места скоро не будет: мы сидели друг к другу вплотную.

Сзади от меня сидела приятная девушка-японка. Она читала какую-то книгу. Я спросила, какую — она ответила: вы не знаете, это наш японский учитель. Потом она закрыла глаза и стала медитировать. На даршане: явлении народу Саи-Бабы — она была второй раз. Ещё у двух женщин среднего возраста я спросила, не русские ли они — это оказались итальянки. Японцы всегда выглядят очень скромными людьми: скромнее индусов, итальянцы столь же отвязанные, как русские — потому я и спросила. Остальные были индусками. После усаживания гостей стали рассаживаться постоянные обитатели ашрама: мужчины в белом и группы мальчиков, тоже в белом — ученики школы Саи-Бабы.

Мы сидели часа полтора — до четырех, и потом появился Саи-Баба. Пройдя по длинному красному ковру, по обе стороны которого сидели люди, он довольно быстро миновал женскую половину и несколько задержался на мужской: с женщин что возьмешь! а с мужчинами можно и поговорить. Я издали видела, как в одном месте он сыпал из руки пепел. Но поскольку сидишь на полу, дальше уже ничего было не видно — только его шевелюру на противоположном конце зала. Вероятно, он вызвал на интервью кого-то из мужчин-гостей. Потом вернулся в середину к Ганеше и стал что-то говорить ученикам — нам было не слышно. Потом он удалился во внутреннюю часть своего храма. Через час: в 5 часов — должны были быть песнопения-баджаны, потом он должен был пройти мимо нас: я уговорила Ясю этого дождаться. Но сначала мы все же вышли за пределы храмового зала — хоть нам и говорили, что мы можем потерять свое место. Мы взяли свою бутылку с водой, вернулись в гостиницу и выпили горячего бульону, который иногда делали кипятильником из кубиков, а потом с моей способностью прорываться через все барьеры, вернулись обратно.

Песнопения продолжались примерно полчаса: микрофон пел мантры, а зал их повторял. Не знаю, был ли то голос Саи-Бабы: потому что микрофон срезал половину обертонов, и эмоционального наполнения этого пения я не понимала. Потом Саи-Баба наконец пошел мимо нашего ряда. Он шёл неторопливо, но не останавливаясь — издали отстраняя прижатой к телу рукой с надеждой протягиваемые ему письма. Мол, не сейчас, лучше переключитесь на другое: этот жест отстранения был одновременно и благословением. Мне сперва показалось, что ему следовало бы не отказывать просящим в их трогательной вере и брать эти письма. Но после его ухода в зале возникала дымка медитативного состояния: и многие оставались медитировать. А мы с Ясей, с радостью, что все уже закончилось, поспешили домой.

При выходе я попыталась увидеть русских. Одна экзальтированная дама делилась своими двухнедельными переживаниями с другой — ничего не воспринимавшей, но очень желающей что-нибудь ощутить. Три алма-атинские девушки возмущались тем, что у